Край Света… Светлана ходила туда уже одна. Она могла часами просиживать на склоне сопки, с которой открывалась долина. Лошадей (название долине она дала сама), просто сидеть в траве, перебирать в пальцах стебли, твердые бутончики полевых цветов, листья, смотреть на пасущееся вдали стадо. Стадо уже перестало бояться ее, подпускало все ближе и ближе каждый раз. Может быть, ее одну на всем острове! Светлана не раз видела совсем близко, как белоногий жеребенок сосал пасущуюся мать. Стадо доверяло ей все больше. И однажды Светлана стала свидетельницей их любовных игр… Это было красиво, величественно, чуть-чуть страшно даже и вовсе не стыдно. Но ни за что в жизни, никому, никогда она не расскажет о том, что видела.
Здесь на Краю Света она пробовала писать стихи, рисовать, сочинять музыку. И все, все получалось! Да и не могло не получаться — ведь бриз, веющий с океана, сам шептал ей слова, облачные тени, плывя по долине, оживляли пейзажи, а в солнечных лучах-струнах, запутавшись, как в паутине, басили шмели.
Светлана жила теперь с девчатами, которых хорошо знала, с которыми сроднила ее островная зимовка.
Курилова (Светок полцеха) считалась уже опытной укладчицей и делала две, а при крупной рыбе и три нормы в смену. Девчонки из новеньких не оправлялись и с одной, особенно в ночную смену. Вот стоят на конвейере, руки — пучочком в банке, спят. Светке и смешно, и жалко их. Потеребишь — проснутся. А через пятнадцать минут — глядь — у них снова глаза закрыты.
В конце путины в одну из подруг влюбился молодой штурман с сейнера и пригласил ее как-то сходить на лов сайры. Светка упросила взять и ее.
И вот, урча мотором, сейнерок покидает на закате бухту. Огромное солнце торжественно, медленно погружается в палевое море. Но едва море хорошо ухватилось за солнце, как оно быстро-быстро стало тонуть, и в считанные минуты на его месте остался лишь оранжево-алый шар, а еще минут через десять поползли откуда ни возьмись, как лазутчики, туманы, тучи, сумрак по горизонту. На востоке море превратилось в мягкого молочно-голубого цвета ткань, нежнейшую, гладкую, тончайшую. Даже акварель была бы грубой для передачи этой закатной нежности моря.
Вода чуть слышно шелестит вдоль борта, сейнерок торопится, бежит в район лова. Ночь нахлобучивает на море черный, усыпанный холодными бенгальскими искрами колпак. Но море дышит теплом, рыбным, водорослевым запахом. И так хорошо стоять одной на затемненной корме, смотреть, как в тугую косу, растущую от винта, вплетаются звездные нити, и всей грудью вбирать воздух океана и неба.
Прожектор с верхнего мостика медленно шарит по воде, и видно порой, как в ярко-голубых полосах серебряными искрами прыгает резвая сайра. Двигатель замолкает, включаются яркие люстры, висящие по бортам над водой, и судно какое-то время бесшумно скользит по инерции, являя собой то ли огненноглазое огненнорукое чудище морское, то ли невиданный солнечный цветок, И этих ярких цветов сейчас — полное море, оглянись вокруг, в иных местах они образуют целые созвездия, а за горизонтом светятся бледно-лимонным заревом.
Светлана не раз слышала восторженные рассказы девчат, побывавших на лове, но в их рассказах было больше ахов, охов и загадочных вздохов, чем слов. А один из рыбаков, еще в прошлую путину приходивших к ним в барак, пытался однажды рассказывать так: «Это… ну, как вам объяснить?.. Короче, это… красота! Одним словом… ых!.. Вы щас на нас не глядите, девчата, щас шторм, мы щас пьяницы, нехорошие, одним словам. Вот приходите на лов к нам, вот там — да!..»
Светлана нашла самое удобное место, где никому не мешала на верхнем мостике, там никто не мешал и ей, а видно было все прекрасно. Вот сейнер остановился и потихоньку выключил люстры правого борта. Под люстрами левого борта ярко плещется ртуть, серебряными иголками выскакивает изредка сайра. Вглядевшись, Светлана увидела, что в зелено-голубой глубине, которую под слепящей ртутной поверхностью не сразу и различишь, ходит рыба — стрелами мелькают узкие зеленоватые спинки, поблескивая на виражах серебряными лезвиями боков. На сдачу, на комбинат, сайру привозят уже в ящиках со льдом, поэтому, отработав на острове даже десять путин, ты можешь так и не увидеть этой живой, стремительной, веселой рыбки в ее родной стихии.