Выбрать главу

– Отчасти из-за его внешности и... – Камала лежала неподвижно и молчала. Так прошла целая минута. Затем девушка громко вздохнула и встряхнула головой. – Просто потрясающе! Вы не поверите, о чем я сейчас подумала! Боже мой!

О, Мерси готова была поверить! Дурочка, тебе понравилось то, что ты увидела. И мужчина понравился! Может, ты обменялась с ним многозначительным взглядом или даже словом?

Она посмотрела на Джоан, но внимание той было приковано к Камале.

– Понимаете, ну... как сказать? Только минуту назад я осознала, что... ну, в общем, он показался мне странным и поразительным потому, что я его видела не в первый раз.

Мерси выругалась про себя и вновь бросила взгляд на Джоан, брови которой приподнялись от удивления, а губы застыли в улыбке.

– Впервые я столкнулась с ним в супермаркете в Бреа, – продолжала Камала. – Он шел мимо отдела товаров для животных. Мы с девчонками уже собирались уходить, и тут видим: идет один, как и на парковке, даже плащ тот же. Боже, как странно, что это вдруг всплыло у меня в памяти. Видимо, ваш гипноз – чертовски сильная штука.

При слове "супермаркет" Мерси вздрогнула. Джоан посмотрела на нее и прошептала: "Есть!"

– Твое подсознание выдало накопленную информацию, – деловито проговорила психиатр, тоже начав делать заметки. – Это воспоминание беспокоило тебя, отчасти поэтому ты и позвонила Мерси.

– Теперь ясно... Вы абсолютно правы... Боже, как странно, – лепетала Камала.

– Значит, ты видела его раньше. – Голос Мерси не выказывал и толики волнения. Она могла совладать с собой в любой ситуации и сейчас оставалась внешне вполне спокойной. – Тогда, в Бреа, он просто прогуливался?

– Да, мимо зоотоваров. Медленно шел и посмотрел на меня.

Мерси ликовала в душе. Конечно, посмотрел! И ты ответила на его взгляд!

– Он что-нибудь сказал?

– Нет.

– Какое у него было выражение лица?

– Будто он увидел что-то забавное. Меня.

Джоан жестом попросила у Рэйборн слова.

– Он отреагировал на твой взгляд? – спросила она.

– Да.

Психиатр кивнула, призывая Мерси продолжать.

– А как ты посмотрела на него?

Последовала пауза.

– Даже не знаю, правда. Но я подумала, что он очень привлекателен, похож на модель, и он прочел восхищение на моем лице. Я словно насмешила его.

– Ты оглянулась, когда вы разошлись?

– Да. И он оглянулся.

– Но ты к нему не подошла?

– Не подошла.

– А твои подруги? – Мерси задавала вопрос за вопросом.

– Нет.

– Ты уверена?

– Совершенно уверена.

Мерси задумалась.

– Камала, что он делал, когда ты столкнулась с ним во вторник? Ты говоришь, он необычно смотрел на свою машину? Что в этом было необычного?

– Он стоял, упершись руками в бока, и оглядывал машину с недовольством, будто она забарахлила.

– Ты заметила какую-нибудь очевидную проблему? Может, спустило колесо? Или горели аварийные огни? Был открыт капот?

– Ничего такого.

– Ты обратила внимание на марку машины?

– Наверное, "мерседес" или "БМВ", хотя я не уверена. Вроде белого цвета.

Мерси записала сказанное Камалой в блокнот и на минуту погрузилась в размышления.

– А с чего ты решила, что это его автомобиль?

– Да я и не... Я так предполагала до настоящего момента. В принципе он мог быть чьим угодно. Просто мужчина смотрел на него, будто пытаясь решить какую-то проблему.

Например, понять, установлена ли сигнализация? Мерси взглянула на Джоан, а та – на Мерси.

– Если мы вернемся к супермаркету вместе, ты покажешь, где стоял белый автомобиль и его "владелец"?

– Конечно, покажу. Это было возле закусочной, в центре парковки.

Мерси взялась за ручку.

– Камала, а он видел тебя в тот второй раз, в Лагуна-Хиллз?

– Нет.

– Ты не подъехала к нему? Не опустила окно, чтобы предложить ему свою помощь или...

– Я же сказала, нет.

Доктор Кеш покивала.

– Хорошо, хорошо, Камала. Ты поможешь нашей художнице нарисовать портрет этого человека?

– Ладно. Я теперь ясно вижу его лицо.

6

Матаморос Колеску вел свой пикап по узким улочкам Ирвина, пока не въехал на территорию жилого комплекса Квейл-Крик. Дома, покрытые желтоватой штукатуркой и отделанные деревянными дощечками, стояли вокруг живописных холмов, засеянных газонной травой. Декоративные камни, разбросанные по холмам, создавали впечатление девственной природы. Дома располагались не в обычном строгом порядке, а хаотичными группами, что вызывало ощущение уединенности. Называлось все это "квартирные дома", а не просто "квартиры". Место напоминало гигантский улей.

Прожив здесь два месяца, Колеску четыре раза заблудился. Маленькие многочисленные улочки казались совершенно одинаковыми. Даже холмы походили один на другой. Теперь Матаморос мог даже с закрытыми глазами точно определить, где находится. Он жил в доме №12 по улице Медоуларк, в двухэтажном блоке строения "Б", в западной части северного квадрата Квейл-Крика.

Колеску припарковал пикап рядом с машиной своего агента. Он считал агента Эла Хольца редкостной свиньей, но в целом неплохим парнем, а главное – безобидным. Эл не носил оружия, хотя, как знал Колеску, хранил его в бардачке автомобиля.

Матаморос немного посидел в салоне под звуки работающего мотора. Грузовичок был старым и крошечным, зато кондиционер работал отменно. Колеску понимал: то, что должно случиться с ними сейчас, чрезвычайно важно, и, осознавая это, сильно потел. Ему очень хотелось приятных ощущений: он закрыл глаза и подставил лицо под струю прохладного воздуха.

Колеску был готов встретить в своем доме во время ленча кого угодно – агента, психолога, а может, даже и копа. При мысли о подобной перспективе он нервничал. Но, как осужденный преступник, освобожденный под честное слово, Колеску не имел права на частную жизнь. Американские бюрократы желали увидеть его в "домашней атмосфере", как называл это психолог.

Веской причиной визита столь высоких гостей было истечение его срока: он заканчивался ровно через восемь дней. Колеску провел два года в тюрьме штата, два – в лечебнице Атаскадеро, теперь три – условно. И в следующую среду он наконец станет свободным человеком!

Матаморос отключил двигатель и вышел. Августовское солнце было ярким, и он заслонил глаза от света. Колеску чуть пригнулся вперед, подходя к двери дома № 12. Он ощущал, как клейкая лента сжимает его тело, и очень надеялся, что никто никогда не заметит ее под летней майкой с надписью "Морос" на карманчике. К тому же в условиях освобождения под честное слово ничего не говорилось о скотче.

Недавно он вычитал в прессе, что в соответствии с новым законом копы обязаны сообщать людям о небезопасных личностях, проживающих рядом. Здесь, в округе Оранж, эта система называлась ЗОНА, то есть "Запомни и Отметь Насильника". Теперь, если ты привлекался по "половым" статьям и тебя отнесли к группе риска, оставалось лишь бежать из собственного дома.

Нет ничего унизительнее, чем быть выгнанным из квартиры чистенькими, холеными людишками, чей самый скверный поступок в жизни – мелкое жульничество с налогами.

Хольц стоял на кухне и по-свойски пил пиво. У этого толстого парня с быстрыми глазками была мерзкая привычка улыбаться, когда он сообщал дурные новости. Матаморос ни разу не видел стекла его очков чистыми. Хольц вел себя как закадычный друг Колеску, хотя дружеские отношения вовсе не связывали их.

– Морос! Как делишки?

– Прекрасно, Эл.

– Жарковато сегодня.

– Весьма.

– Карла будет с минуты на минуту.

Колеску с детства привык смотреть на себя со стороны, находясь в обществе других людей. Ему казалось, что он наблюдал за спектаклем, где играл главную роль. Герои пьесы говорили, а он отвечал им. Таким образом, Матаморос был и зрителем, и актером одновременно. Он некомфортно чувствовал себя в любой компании, но уже смирился с тем, что окружающих не выбирают. Особенно в семье, тюрьме или больнице.

На краткий момент Колеску увидел себя стоящим на кухне и разговаривающим с жирным Элом. "Да, вот он я, – думал Колеску, – коротенький и толстый, в синей футболке с коротким рукавом, на кармане – мое имя. Мне за двадцать. Волосы средней длины, черные и волнистые, лицо бледное, губы розовые и пухлые". Он бросил взгляд на свою стремительно растущую грудь – результат гормонального средства "Депо-Провера". Колеску обязали принимать его, что было частью наказания. Точнее, лечения, поправил себя Колеску, ведь здесь лечат именно химической кастрацией. И за восемь оставшихся дней "добрые" врачи доконают его.