судьбы. Это, пожалуй, слишком сильно сказано — «на произвол»: он аккуратно высылает деньги, и они даже видятся с Элеонорой, не часто, но пламенно. По-видимому, еще любят друг друга. Часто люди, расставшись, еще долго любят друг друга. Бывает же, люди и не расстававшиеся, — их связывают деньги, привычка, леность, страх перед непредсказуемыми изменениями, — уже давным-давно утеряли какие-либо намеки на чувства.
Элеонора живет с дочкой. Миссис Уайтлоу закончила хороший университет, специализировалась в юриспруденции и, работая в одной из небольших юридических фирм, обнаружила явную тягу к расследованию преступлений. Но, понятно, одной тяги в любом деле вовсе недостаточно, чтобы время от времени обнаруживать у себя в кармане деньги в количестве, которое обеспечивает более-менее приличное существование. Первое самостоятельное дело миссис Уайтлоу провела, когда ей было двадцать пять, тогда еще они жили с мужем. Даже в газете написали о деле Джанини, о горах наркотиков, о лабораториях на Лазурном берегу, о перемещении со счета на счет таких денег, что далеко не все солидные банки были в состоянии осуществлять в сжатые сроки подобные операции.
Потом она раскопала еще одно, сложное, но гадкое преступление на расовой почве. Через год ей предложили место в частном сыскном агентстве и, наконец, года три назад, когда она поняла, что не может стоять перед шефом и докладывать о проделанной работе или не может сидеть, испепеляемая его недвусмысленными взорами, и докладывать то же самое, она ушла и стала работать самостоятельно, принимая решения на свой страх и риск. Муж сказал, узнав о ее решительном шаге, на который и не каждый мужчина отважится: «Не могу жить с женщиной, для которой нет секретов. Боюсь, что моя жизнь для тебя открытая книга, а мужчина без секретов перестает быть мужчиной».
Элеонора ничего не ответила, хотя подумала, что муж, как всегда, все напутал и без секретов не может быть женщина, а мужские секреты, как правило, — обхохочешься, и любой женщине они видны за милю. Если, конечно, это проницательная женщина, такая, например, как Элеонора Уайтлоу.
Вот, пожалуй, и все о женщине не совсем обычной профессии. Можно было бы еще много говорить, но… времени в обрез — произошло преступление. Вернемся на кухню особняка мистера Лоу.
Миссис Уайтлоу сидит, положив ногу на ногу. В такой позе, если верить иллюстрированным журналам, удобно курить, но Элеонора не курит. Она следит за собой и считает — курить несовременно. К тому же, когда она курила раньше, ей казалось, что голова у нее работала хуже, хотя многие утверждают прямо противоположное.
Странная эта Лиззи, а впрочем, чего странного, просто напугана происшедшими событиями. Почему мать Лоу позвонила ей, Элеоноре, рано утром и, убедительно волнуясь, сказала: «Миссис Уайтлоу, у вас очень хорошая репутация, и я просила бы вас взяться за дело моего сына»? Почему мать Лоу решила, сразу же решила, что это дело, а не обычный инсульт? Откуда такая проницательность? Лечащий врач, с которым говорила Элеонора, выразил некоторые сомнения по поводу столь внезапного инсульта мистера Дэвида. «Видите ли, — обдумывая фразу, он растягивал слова, — видите ли, мистер Лоу не так стар, чтобы стать жертвой тяжелого инсульта ни с того ни с сего. Бывает, конечно, и без причин, по крайней мере видимых, но редко. Должно было существовать нечто, напугавшее его, иначе необъяснимы будут ночной крик и выстрел. Может быть, он кричал инстинктивно, не владея собой, почувствовав, что с ним происходит ужасное, страшась пугающего состояния: в голове что-то расширяется, стремительно пульсирует; в какой-то миг он ощутил, что теряет дар речи, команды мозга не доходят до языка, он пробовал что-то сказать, привлечь к себе внимание и понимал, что никто его не слышит. Он искал способ спасения, и в отчаянии у него вырвался душераздирающий крик умирающего животного. Никто не появился — тогда он выстрелил». Конечно, могло быть и так. Но было ли так? Гарантий никто дать не может. Только свидетели! Но где их искать? И были ли они на месте преступления? Хуже всего, если свидетели и преступники одни и те же лица: против себя никто свидетельствовать не станет.