Китайская пытка каплей до того вывела Элеонору из себя, что она покинула отель задолго до времени встречи с Лиджо и была на вокзальной платформе уже в двенадцать. Чудеса! Среди встречавших какой-то поезд показался Марио с изящным букетиком в руках. Еще издали узнала она его великолепную фигуру. Марио галантно поцеловал руку и преподнес цветы: вот уж чего миссис Уайтлоу не ожидала. «Профессионал! И, как любой профессионал, не расслабляется даже вне профессиональных ситуаций».
Лиджо был поразительно краток:
— Миссис Уайтлоу, я не предпринимал ничего против мистера Дэвида.
— Знаю, — Элеонора пощекотала букетом подбородок. «Судя по отточенным фразам, он продумал беседу».
— Харт и его подручный шантажировали меня, заставляя взять вину на себя или покинуть город, что равносильно признанию в убийстве. Я отказывался, меня избивали. Наконец, они сказали, что уничтожат меня, я понял — не шутят. Последнего их визита я не выдержал, хотя, вы знаете, я не слабак. Они меня отвезли на аэродром и сами усадили в салон, их люди следили за мной до того момента, как я пересел в самолет, вылетающий в Италию. — «Я все это знаю, мальчик», — Элеонора нетерпеливо ждала. И Марио будто услышал ее: — Это предисловие, простите, не нужное.
Джоунс испачкал руки в моей крови и вытер их о газету. Я не дурак, миссис Уайтлоу, и не мальчик для битья, только смерть помешала бы мне прикарманить цепную бумажку с отпечатками пальцев Джоунса. Вот опа. — Лиджо протянул маленький пластиковый сверток. — Больше мне сказать нечего. — Он повернулся, чтобы уйти.
— Почему вы решили сказать именно мне, что вы… — Элеопора кивнула на сверток, — не мальчик для битья.
— Почему? — Лиджо на мгновение умолк. — Я думал, вы знаете, что есть вопросы, ответить на которые женщине мужчина не может. Только я хотел сказать вам это лично, а не полагаться на почту. Извините, что невольно оказался причиной известных неудобств. Но мы, итальянцы, знаем, как трудно их избежать, даже если ты держишься от всего в стороне. Прощайте!
— Спасибо за цветы.
Они разошлись в разные стороны, чтобы не встретиться больше никогда.
В номере гостиницы Элеонора развернула сверток: на куске газетной бумаги черными бурыми пятнами отпечатались все пять пальцев руки Джоунса, рядом, зафиксированные специальным составом, были оттиснуты отпечатки Лид жо. Марио позаботился и об этом. Да, он профессионал. Конечно, автограф Джоунса не автограф Харта. Но начальник любит подчиненного как сына. Поэтому есть надежда…
«Все прошло на удивление спокойно. Лишнее подтверждение тому, что страхи человека гораздо, болезненнее, чем реальная угроза. Наверное, излишними были все предосторожности с черноглазым курьером на велосипеде, а какой толковый мальчуган: даже не забыл, как я просила одернуть майку на обратном пути, чтобы дать попять— записка передана, Марио уведомлеп о реальном времени встречи. И вообще, вряд ли люди, покушавшиеся на Лоу, так могущественны, чтобы здесь, за тысячи километров, иметь полностью развязанные руки. И все же, и все же…»
Элеонора подошла к зеркалу, начала расстегивать кофту. Ус-та-ла…
— Откуда это «и все же»? — строго, как у дочки, спросила опа свое отражение. И тут же лицо ее скорчилось в капризной гримаске, и, покачивая головой, опа в манере Нэнси ответила: — Откуда-откуда. Оттуда!
Дальше действия миссис Уайтлоу для тех, кто сравнивал ее с компьютером, потребовали бы усиленных оправданий с точки зрения логики. Она привела себя в порядок, ыс забыв поставить при этом в маленькую вазочку цветы Марио, взяла сумочку и спустилась вниз. Правда, в походке обычно энергичного детектива проглядывала какая-то иере-шительыость. Отдавая портье ключ, Элеонора посматривала то на дверь из отеля, то на дверь в кафе, будто не зная, какую предпочесть. Через стекло второй она видела, как столики обрастают спешащими перекусить в перерыв служащими ближайших офисов и магазинов. И, наконец, направилась к ней. В зале пустовали лишь дальние от распахнутых окон места. Элеонора села неподалеку от ширмы, скры-ва’ющой вход на кухню, заказала довольно скромный обед и/тут же расплатилась.
В конце трапезы внимательный наблюдатель (если бы таковой находился в холле гостиницы) мог бы отметить, что женщина чем-то обеспокоена. Она незаметно переводила взгляд с двери в отель на уличную дверь, которые поминутно открывались и закрывались, к чему их в равной степени принуждали и желающие подкрепиться, и насытившиеся. Наверное, Элеонору в этот момент мог бы понять лишь сумасшедший полковник Макбрайд. О-о! Он-то всегда знал причину самых ужасных женских страданий.