— Значит, она засмеялась, когда нашла мою записку и штраф? Это хорошо. Вообще симпатичная бабенка. Только не понимаю, зачем даме с милой рожицей ловить преступников? Я бы лично с такими волосами, как у нее, не вылезал из пеньюаров, — и он тронул на макушке место, где вообще не было никаких волос. — А ты как думаешь?
— Угу, — кивнул Джоунс. В чем в чем, а в многословии его обвинить было нельзя. Самыми длинными фразами, хоть когда-либо покидавшими уста Джоунса, были: «Пожалуй, вы правы, сэр», или: «Я так не думаю, сэр». С их помощью
Джоунс умудрялся поддерживать беседы любой сложности, даже с налетом аналитичности.
— Скверная история приключилась с мистером Лоу? — Капитан достал любимый пистолет калибра 11,43 мм и повертел в руках.
— Пожалуй, вы правы, сэр.
Харт два раза двинул затвором пистолета взад-вперед, чтобы проверить, не остался ли в патроннике патрон, потом загнал в рукоятку матово отсвечивающую обойму и протер пистолет платком, которым минуту назад вытирал шею.
— Прекрасная штука! А?
— Пожалуй, вы правы, сэр.
— Вот что, поди-ка организуй малые стрельбы — я отдохну чуть-чуть.
Когда Джоунс ставил восемь банок, представление называлось малые стрельбы, когда двенадцать — большие маневры. Все же есть свои прелести в маленьком городе: здесь можно делать вещи, о которых и думать нельзя в больших городах.
Джоунс ответил не сразу, он пошевелил губами и сказал:
— Пожалуй, вы правы, сэр.
Не следует делать вывод, что Джоунс был недалеким человеком, вовсе нет. Обратим внимание, на все вопросы Харта он ответил, и ответил по существу. С неглупым человеком можно плодотворно общаться, даже если он говорит только «да» или «нет». Вся штука заключается в том, чтобы точно знать, когда нужно говорить «да», а когда «нет».
Харт вернулся со двора, излучая довольство. Еще бы! Из восьми банок, поставленных во дворе Джоунсом, Харт продырявил все восемь. Странная вещь: в армии Харт не любил стрелять, а дома ни от чего другого не получал такого удовольствия. Капитан сел за стол и жестом предложил Джоунсу присесть.
— Кто мог сделать такую гадость с Лоу? — Харт замолчал, потом добавил: — Может быть, кто-нибудь из его близких?
— Я так не думаю, сэр. — Джоунс был невозмутим.
— Я тоже так не думаю, — согласился Харт, — но хоть для приличия мы же должны кого-то подозревать.
— Пожалуй, вы правы, сэр, — подтвердил соображения начальника Джоунс.
И Харт, и Джоунс прекрасно знали всех или почти всех, кто жил в Роктауне, а уж для уважаемых граждан начальник полиции и его помощник могли б стать официальными биографами, несмотря на то что ломать шапку им приходилось перед многими.
— Нарисую-ка я схему, и мы помозгуем, что к чему.
Джоунс кивнул, он знал, что его начальник любит, ана-лпзируя какпе-лпбо ситуации, пользоваться бумагой.
Харт достал большой альбом, вырвал упругий лист шероховатой бумаги, взял тонко отточенный карандаш и в центре листа нарисовал большой круг…
Элеонора вернулась домой ровно в восемь вечера. Нэнси, смешное конопатое создание шести лет, бросилось ей на шею. Чуть в отдалении стояла девушка-негритянка, которая неизменно состояла при девочке во время частых и длительных поездок Элеоноры: отводила в школу и забирала домой, кормила, купала, развлекала…
— Я свободна? — спросила она.
— Разумеется, — Элеонора дружелюбно кивнула и подумала: «Как хорошо делать в жизни нечто такое, чтобы можно было в один, прекрасный момент спросить: я свободна? И, получив утвердительный ответ, сразу выкинуть все из головы».
У нее — хорошо это или плоха — совершенно другая работа. Ее работа вовсе не кончилась, как только она захлопнула дверцу автомобиля, что привез ее из Роктауна домой, к дочке. Напротив — все впереди. Ее работа начнется ночью, когда она ляжет в постель, вытянет ноги, уставшие за день бесконечной беготни по изнывающему от жары городку. Ее работа не прекратится, даже когда она будет прислушиваться к мерному дыханию Нэнси, доносящемуся из соседней комнаты. Ее работа…
Все эти Лоу-, Харты, садовники, служанки и неотразимые ухажеры с неистребимым налетом провинции — все они соберутся вокруг нее. Соберутся ночью, гримасничая и хохоча. Они будут выкрикивать: «Ну, кто из нас? Кто? Догадайся! Ты же — Элеонора Уайтлоу, почти знаменитость. Так кто же? Не скажешь кто, не получишь денег! А если не получишь денег, на что жить тебе и твоей дочке? На что? Вот видишь, мы спрашиваем: кто? кто был в комнате Лоу? А получается: на что? на что ты будешь жить?»
— Мама! Ты мне что-нибудь купила? — спросила маленькая Нэнси.