Элеонора посмотрела на нее. Поразительное сходство с
отцом, особенно глаза: казалось, они попросту перепрыгнули с. его лица на лицо дочери… Лукавые, светлые, искрящиеся весельем и надеждой…
— Конечно. — Миссис Уайтлоу привлекла дочку к себе. — Купила, купила. Если я однажды чего-нибудь не куплю тебе, ты меня домой не пустишь: придется ночевать в скверике.
— Придется ночевать в скверике, — повторила Нэнси, закрыла глаза, послюнявила пальчик, дотронулась им до лица матери — таким у них был условный знак поцелуя — и, широко раскрыв глаза, выкрикнула: — Не придется тебе ночевать в скверике! Будешь спать дома! Я не разрешаю шататься по скверам ночью!
Элеонора слишком устала за сегодняшний день, ее хватило только на то, чтобы тихо спросить: почему?
— Потому что я тебя люблю, а по скверикам ходят всякие дядьки, которых ты ловишь, и убивают всех подряд.
Они поужинали. Элеонора постелила дочке, пожелала увидеть хороший сон, поцеловала в лобик и вышла, чуть прикрыв дверь. Только она успела лечь, как перед ней замаячил грузный Харт и, вытирая шею огромным платком, вкрадчиво сказал: «Обязательно завтра зайдите ко мне. Иначе вам многое не понять». Садовник Пит прихромал вслед за ним и сразу выпалил: «Много машин было. Понимаете? Много машин». Потом появилась Розалин Лоу, она была, как всегда, холодна и виртуозно владела бровями: «Я очень люблю своего сына, милочка. Очень! Вот в чем дело». Затем появился Джоунс и совершенно неожиданно предложил, кивнув на миссис Лоу: «Ее надо отправить в бровячий цирк», — и, заметив недоумение Элеоноры, пояснил, что бровячий цирк — это цирк, в котором двигают бровями. «Пока, ребята, я сплю», — лениво подумала Элеонора.
Солнце светит в комнату. Теплые пятна лежат на одеяле девочки, которое сбилось у ног, а рубашка, наоборот, задралась к самой шее. Миссис Уайтлоу, уже одетая, склонилась над кроваткой, она целует девочку и, выходя из квартиры, шепотом говорит девушке-няне:
— Пожалуйста, погуляйте сегодня подольше: по-моему, она бледненькая последнее время.
— Вы так считаете? — спрашивает девушка, впрочем не желая досадить Элеоноре, а просто искренне интересуясь мнением хозяйки.
Элеонора все понимает и, уже стоя в дверях, дружелюбно отвечает:
— К сожалению…
Дверь захлопывается, и ее маленькая дочка еще один день проведет одна, спрашивая через каждый час после школы, а иногда и чаще: когда же мама вернется наконец? «Бе-зо-бра-зие!» — добавляет она, мастерски копируя бабушку.
Когда показались окраины Роктауна, солнце палило вовсю, так же как вчера, а может, и еще сильнее. Элеонора остановила машину почти там же, где вчера ее оштрафовали, но уже вне пределов действия запрета. Осмотрела себя в зеркальце заднего вида, поправила волосы и направилась к белой распахнутой настежь двери полиции. В проеме, как и вчера, стоял Джоунс и, казалось, дымился от безделья, все так же беззастенчиво рассматривая Элеонору. Но поскольку она объяснила лричины повышенного внимания к женщинам тонкостью его натуры, вчерашней неприязни не осталось. Она дружелюбно спросила:
— Вас, кажется, зовут Джоунс?
Он тяжело задышал, стараясь побороть смущение, спрятал неухоженные руки за спину и неуклюже пробормотал:
— Пожалуй, вы правы, мисс.
— Не мисс, а миссис.
— Извините, я ничего такого не имел в виду, — еле слышно прошелестел Джоунс и еще больше покраснел.
— Я — миссис Уайтлоу. — Элеонора пребывала еще в том возрасте, когда явное смущение мужчин почему-то доставляет удовольствие, даже если эти мужчины вам совершенно не интересны. — Ваш шеф, мистер Харт, на месте?
К этому моменту Джоунс уже взял себя в руки и членораздельно ответил:
— Полагаю, на месте, миссис Уайтлоу.
Элеонора попросила проводить ее. Джоунс пропустил гостью перед собой, потом догадался, что, шествуя позади, ему не проводить Элеонору в полном смысле этого слова, продвинулся вперед, вжимаясь в стенку так, чтобы и на секунду не задеть плечом или локтем. Они прошли по неширокому коридору. В одной из раскрытых дверей были видны небольшие шкафчики-раздевалки, как в бассейне. В них висела одежда полицейских, которые приезжали на работу в штатском и только в этой комнате напяливали на себя форму и необходимые причиндалы. «Если не знать Джоунса в лицо, а видеть его спину, то он может даже понравиться, — миссис Уайтлоу, рассматривая широкие плечи и хорошо посаженную голову полицейского, поймала себя на этой мысли и усмехнулась. — Все мы любим подсматривать друг за другом, — только некоторые, как я, делают это исподтишка, а другие совершенно открыто. И неизвестно, что лучше».