Алена крепко спала на своем стареньком диванчике, повернувшись лицом к стенке.
Алексей подошел ближе, наклонился: она улыбалась во сне, кротко и безмятежно, словно хотела сказать: «Вот наконец я и дома. Как я счастлива!» Он постоял, услышал телефон и на цыпочках побежал к себе.
Ну, конечно, Царева.
— Алена у вас? — спросила она без всяких околичностей.
— Давно ушла… — тотчас ответил он.
— Неправда! Борис мне сейчас звонил. Он ждал ее у вашего дома два часа.
— Ничего не понимаю, — удивился Алексей, наклеив на лицо одну из своих лучших китайских улыбок. И боковым зрением увидел, что Алена стоит в дверях и слушает его.
Механическим движением передал ей трубку.
— Я сейчас еду к тебе, — сказала Алена.
Алексей показал на себя.
— С Алешей… — добавила она и тут же бросила трубку на рычаг: — Борис уже там!
— Вот и хорошо! — бодро отозвался Алексей. — Надо же мне познакомиться наконец с человеком, который отнимает тебя.
— Я еще ничего не решила… — медленно произнесла Алена. — Ничего…
Когда они вышли к метро, она, поколебавшись, сказала:
— Нет… нет… я в Дегунино… Ты сам лучше с ним поговори… Я вас… боюсь.
И они разъехались, поезд с гулом ушел, унося ее в противоположный туннель.
Поднимаясь в лифте, Алексей все гадал, как выглядит Борис: красив, худощав, темноволос. И не угадал. Борис совершенно не походил на тех, кто мог нравиться Алене. Среднего роста, даже с животиком, но плотный, широкоплечий, самоуверенный. Небольшие зеленоватые глазки остро смотрели через стекла модных очков. На кухонном столе стояла открытая бутылка «Кокура».
Поздоровавшись с Царевой и подавая Борису руку, Алексей сказал:
— Мой любимый напиток в Коктебеле. Массандра? Конечно! Я даже стихи сочинил в честь этого вина: «Такова моя натура — жить не может без «кокура»…» И еще: «Что нам клей и политура, дайте лучше нам «кокура»…»
— Вот вы какой? — не то удивляясь, не то огорчаясь, сказал Борис. Его верхняя губа не закрывала неправильные зубы. — Впрочем, от Алены я о вас знаю все…
— А я о вас ничего не знаю, — ответил Алексей.
Царева, выпив изрядную рюмицу, деликатно вышла.
— Что же мы будем делать? — спросил Борис.
— Увы, мне остается ждать, — бодро сказал Алексей. — Знаете, есть такие стихи: «И нам, кроме ждать, ничего не осталось…»
— Стихов я знаю мало, — серьезно ответил Борис. — А вот зачем вы так вцепились в Алену, не понимаю. Она вас не любила и не любит, а любит меня. Разве это нормально — ждать возвращения женщины, которая вас не любит?
— А разве нормально, что любящая женщина говорит вам, что она до сих пор ничего не решила? — вопросом на вопрос отозвался Алексей.
— Вы правы… — Борис повел длинноватым носом, точно принюхиваясь. — Она держит и меня и вас. Но ведь до вашего развода осталось совсем немного — месяц… Тогда все и решится!
— Что ж, подождем развода. — Алексей хотел выдержать бодрый тон. — Пусть будет так, как будет.
Появилась Царева, стрельнула черными глазищами:
— Ну как, мужья, договорились до чего-нибудь? Я ведь тоже имею право на Алену. Считаю себя почти третьим мужем. Как-никак, она жила у меня месяц…
Алексей, все время изучавший Бориса, подметил, что тот остался недоволен этой репликой, хоть и постарался прибрать лицо.
— У каждого свои сроки, — усмехнулся Алексей. — У меня тринадцать лет, у вас — месяц. А у Бориса и того меньше…
— Дело не в количестве, а в качестве, — отпарировал Борис, явно желая уколоть Алексея. — Мы живем с Аленой душа в душу.
Алексей неслышно застонал, но миролюбиво ответил:
— Фейерверки обычно быстро гаснут и оставляют только кучку пепла. И ничего больше.
— То, что кажется вам фейерверком, просто нормальная семья. Нормальные отношения между мужем и женой, — понесся Борис.
— Но вы еще не муж, а она не жена, — поднялся Алексей.
«Для первого раза хватит. А то еще не выдержишь, ляпнешь что-то лишнее и уж тогда проиграешь…»
Они вышли вместе. Борис предложил подвезти его на «Жигулях», белых «Жигулях», уже знакомых Алексею.
— Лично мне вы симпатичны, — сказал Борис, высаживая его у метро «Аэропорт». — Мне очень жаль, что так получилось… Искренне говорю.
— Что делать! — в тон ему отозвался Алексей. — Что делать!
Домой он не пошел, а завернул в чебуречную, где пахло прогорклым маслом, несвежим мясом, пережаренным луком. Все столики были заняты, лишь один, в глубине, под зонтом табачного дыма укрывал одинокого посетителя.