— Знаешь, Андрюша, ты прав. Я сейчас изо всех сил искала, чем бы тебе возразить, искала аргументы против твоих доводов. И, признаюсь честно, не нашла ни одного. Что ж, будем готовиться. Если он думает, что мы после всего перенесённого созрели и тёпленькими упадём ему в руки, он сильно заблуждается. Мы с тобой всё-таки хроноагенты.
— А не саксофонисты! — улыбаюсь я.
— Именно, не саксофонисты, — поддерживает меня Лена и вдруг резко поворачивается ко мне, ужаленная пришедшей ей в голову мыслью, — Андрей! А что если за то время, пока ты здесь жил, переход где-нибудь уже несколько раз открывался, а ты этого не знаешь. Ты же не сидел, непрерывно глядя на искатель.
— Нет, Лена. За всё это время переход открылся только один раз. И это было сегодня утром.
Я подхожу к компьютеру, снова подключаю к нему искатель и объясняю Лене принцип действия придуманной мной системы слежения. Лена понимающе кивает и снова смотрит на компьютер.
— Объясни мне, как он работает. Ты ведь уже разобрался в нём?
Я присаживаюсь рядом, и через полчаса Лене уже почти всё ясно. Она спрашивает:
— А ты не пытался связаться с нашими? Хотя, что за ерунду я спрашиваю. Это было первое, что ты попытался сделать, и у тебя ничего не вышло.
— Ты правильно поняла. Старый Волк не для того оснастил мою тюрьму компьютером, чтобы я с его помощью сообщил в Монастырь, где я нахожусь. Больше того, я могу наблюдать любые Фазы, кроме нашей. Разумеется, я не оставляю попыток пробить эти блокировки, даже спецпрограмму составил, но увы.
— Ну, сейчас мы будем работать вдвоём. Одна голова хорошо, а полторы лучше! — смеётся Лена, — Больше того, мы можем работать в две смены. Кстати, пусть сейчас будет моя смена, заодно компьютер поосваиваю. А ты пока займись ужином. Не забывай, что я пока твоя гостья.
В самом деле, за окном уже начинает смеркаться. Я решаю приготовить на ужин цыплят табака и отправляюсь в курятник. Когда я возвращаюсь, то Лена уже вовсю работает. Быстро она разобралась в чужой технике. К ужину я творю бутылку сухого вина, а к чаю любимые Леной миндальные пирожные. За ужином Лена признаётся:
— Действительно, этот Старый Волк применил такую систему защиты, что ключ к ней подбирать можно будет достаточно долго.
— Но можно наткнуться на него и случайно, — возражаю я.
— Боюсь, что это — не тот случай. Старый Волк далеко не прост. Он, как мне кажется, не любит случайностей такого рода. Нам остаётся одно: работать, работать и работать. Не может быть, чтобы два таких, отбросим ложную скромность, незаурядных человека не нашли решения.
— Если только он сам не решит что-нибудь за нас в ближайшее время, — мрачно добавляю я.
— Брось, Андрюша. Мы с тобой на эту тему уже говорили. И настроились мы соответственно, значит, мы готовы. А жить всё время под гнётом того, что вот-вот всё рухнет, это прямой путь к психическому расстройству. По-моему, ты уже поехал. Я вижу, ты даже не очень-то рад тому, что я, наконец, нашла тебя.
— С чего ты это взяла?
— А с того, что женщина сидит перед ним, соблазняет, — Лена кокетливо откидывает полу халата, обнажая ногу почти до основания, — а ему даже некуда с ней прилечь, кроме этого дивана. Предупреждаю, вдвоём нам на нём будет тесно и неудобно.
— Лена, прости засранца. Я совсем упустил это из виду. Кровати в соседней комнате, но на них нет ничего, кроме матрацев и подушек.
— И ты предлагаешь мне идти туда? От этого очага? От комфорта? От той атмосферы, к которой я уже привыкла. Ну, нет! Пошли, перетащим кровать сюда.
Лена ведёт меня в соседнюю комнату, пробует раскачать обе кровати и прислушивается:
— Терпеть не могу, когда они скрипят, — объясняет она, — Берём эту.
Пока я устанавливаю это сооружение поближе к очагу и укладываю на него матрац, Лена творит на Синтезаторе простыни и наволочки. Они получаются почему-то алого цвета и с какими-то крупными цветами. Лена озадаченно смотрит на них.
— Что-то сбойнуло, — виновато говорит она, — А впрочем, в этом есть своя прелесть. Я ещё ни разу на таких не лежала.
Застилая постель, Лена смотрит на пол перед очагом и вздыхает:
— Жаль, что здесь нет нашей шкуры.
— А что мешает сотворить её?
— Ничего. Но не всё сразу. Надо сначала как следует освоить этот Синтезатор, а то вместо леопардового мастодонта получится шкура носорога или кожа акулы. Сам видишь, какие простыни у меня вышли.
Кончив расправлять простыни, Лена усаживается на край постели. Кровать довольно высокая, и её длинные ноги едва касаются пола. Я присаживаюсь на циновку, обнимаю эти ноги и целую тёплые колени. Лена развязывает пояс халата и, распахнув его, притягивает меня за плечи.
После долгой разлуки мы с таким пылом отдаёмся неистовой любви, что, как мне кажется, перед этим меркнут все наши прежние ночи. Всякий раз после короткой передышки мы с ней вновь и вновь готовы предаваться самым пылким и самым изощренным любовным утехам, словно никак не можем насытиться друг другом и насытить друг друга. В один из тех моментов, когда на смену буре приходит затишье, Лена спрашивает меня:
— Я тебе хоть снилась в это время?
— Снилась, конечно.
— И часто?
— Врать не буду, не так часто как хотелось бы.
— И в каком виде я тебе снилась?
— Чаще всего в том, в каком я тебя увидел в первый раз. Помнишь, как ты тогда выглядела?
Лена кивает и снова спрашивает:
— А кто тебе снился чаще? Уж не Эва ли? А может быть, Яла или Нина Матяш? А, догадалась! Тебе чаще всех снилась Кора Ляпатч!
— Ты почти угадала. Только чаще всех мне снилась не Кора, а её шеф, то есть Старый Волк. И снился он мне в виде гораздо более экзотичном чем ты.
— В каком же?
— Как правило, мне снилось, что я его душу, а иногда я разделывал его на мясо…
Лена смеётся и возобновляет прерванные любовные игры. Обессилевшие, но всё ещё не до конца удовлетворённые, мы засыпаем, когда за окном уже начинают брезжить предрассветные сумерки.
Глава XVIII
Избави меня, Господи, от друзей, а уж от врагов я, как-нибудь, сам избавлюсь.
Просыпаюсь я довольно поздно. Солнце заливает комнату через окна. Обоняние моё дразнит аромат кофе. Постель смята так, словно на ней предавался любви целый эскадрон гусар с кордебалетом из какого-нибудь варьете. А где Лена?
Компьютер включен, но Лены не видно. Встаю, накидываю халат и подхожу к очагу. В нём тлеют угли и пристроен кофейник. Пристроен он таким образом, чтобы сваренный кофе не закипел, но и не остыл. Молодец, Ленка! Но где же она?
В это время в прихожей слышатся лёгкие шаги, и в комнату входит Лена. Я смотрю на неё и не нахожу слов от восторга. Она полностью повторила тот туалет, о котором я вспомнил ночью. То же белое, полупрозрачное, с перламутровым отблеском платье с капюшоном и мантией. Те же босоножки с плетением ремешков до колен. Те же белые до локтей перчатки из тонкой эластичной ткани. Даже голубая лента в волосах на месте. Вот это память!
— Я тебе такой снилась? — спрашивает она.
Не говоря ни слова, я подхожу и обнимаю её. Она порывисто прижимается ко мне всем телом, и во мне вновь вспыхивает неукротимое желание. Подхватываю подругу на руки и несу её к постели прямо такую, как есть: в платье, босоножках и перчатках. Она не протестует, только крепче обхватывает меня за плечи и горячо целует в губы. Ночь любви находит своё продолжение утром. А Лена и утром всё такая же неутомимая как и ночью. Потом мы сидим на краю смятой постели, свесив ноги, и пьём кофе.
— Когда ты успела освоить Синтезатор и сотворить всё это? — спрашиваю я.
— А утром, пока ты спал. Я и тебе кое-что сотворила, — говорит Лена, показывая на диван обутой в белую босоножку ногой.
На диване лежит эластичный комбинезон синего цвета. В такие мы в Монастыре одевались дома и в них же занимались спортивной подготовкой. Еще шорты, брюки, рубашки.