Интересно, задумался Фабиан едва ли не в тысячный раз, насколько правдивы байки о бытовавших у друидов человеческих жертвоприношениях? Если уж даже у магглов существовали ритуалы символического обручения королей с богинями — порой заканчивавшиеся тем, что короля признавали несостоятельным мужем, не сумевшим обеспечить плодородие, и казнили где-нибудь на болотах, — то почему бы магам древности было не использовать обряды на крови? По нынешним временам, конечно, дикость несусветная, но с другой стороны, чем Годрик не шутит, когда вокруг, куда ни плюнь, одни враги? Заклинали всё, что могли, и до, и после прихода нормандцев.
Торопыга Эванс ускакала вверх по петляющей тропинке с такой скоростью, что впору было заподозрить в ней оборотня за пару-тройку часов до полнолуния. Те в предчувствии часа «икс» всегда начинали носиться, как сумасшедшие. Разве что двигались более дергано, без конца терли ноющие глаза, да сгибали и разгибали пальцы, а не поправляли шапку, но в остальном — не отличишь.
Мэнор встретил их провалами темных окон и без конца кланяющимся домовым эльфом, забавно выговаривающим старомодное «мистрис» в адрес Эванс. О том, что хозяева ожидают гостей на втором этаже, в малой гостиной, эльфами сообщил, только когда получил верхнюю одежду и эту дурацкую вязаную шапку. Эванс и здесь ломанулась вверх по лестнице первой и ураганом бы ворвалась в нужную комнату, но вышколенные Мэм домовики решительно не терпели даже малейшего нарушения заведенных в доме правил.
— Молодой мистер Пруэтт и мистрис Поттер, — прогнусавил домовик, опередив торопыгу благодаря банальной трансгрессии, и склонился в очередном поклоне.
— Добрый вечер, — неловко поздоровалась Эванс, остановившись на пороге и столкнувшись взглядом не только с младшей четой Лонгботтомов — интересно, где старшая, и осведомлена ли она вообще, что происходит? — но и с наитипичнейшей представительницей факультета Слизерин, немедленно смерившей рыжую недовольным взглядом. Рыжая в ответ замялась и даже растерялась. Тонкие пальчики с силой вцепились в рукава свитера, натянутого на маленькие ладошки до самых костяшек.
— Добрее видали, — буркнула в ответ Джульс, демонстративно складывая руки на груди. Здоровалась она обычно по-мужски, с крепким рукопожатием, но теперь всем своим видом говорила «Тебе, рыжая, руки́ не подам. Даже если ты в пропасть падать будешь». Алиса — белая, как полотно, но с сухими глазами и губами — пробормотала что-то невнятное, словно голос ей не подчинялся, а развалившийся рядом с ней Фрэнк и вовсе промолчал, только скользнув по возникшей на пороге девчонке равнодушным взглядом. Тишина при этом стояла такая, словно все трое повесили перед собой десяток щитов от легиллименции. Или дружно пребывали в глубоком шоке.
— Эванс, ты или туда, или сюда, — попросил Фабиан у нее из-за спины. Оттирать ее плечом в сторону, чтобы войти, было некультурно и попросту лень. — Родная, не ворчи. Эванс у нас тоже переживает.
То, что обрушилось на него в следующую секунду, было не связной и последовательной нитью рассуждений, а сумасшедшей волной ярких ослепляющих картинок. Ладонь в темной крови, текущей из обрубков на месте безымянного пальца и мизинца. Губы — явно женские, нежно-розовые — и прядь золотисто-светлых волос на щеке. Смятая продавленная подушка. Оскал на полузверином лице и с хрустом смыкающиеся челюсти. Снова кровь, пачкающая пальцы с длинными черными ногтями. Вспышка портала, хлопок трансгрессии, захлебывающийся собачий лай… И душащий и слепящий одновременно — до белых глаз и надсадного хрипа — ужас.
— О-о-ой, — простонал Фабиан, хватаясь за правый висок. Сбоку кто-то попытался поддержать его под руку. Неужто рыжая? — Ребят, не все сразу, меня же разорвет.
В висках зашумела кровь, заглушая голоса, но не мысли.
Ты скоро станешь папой.
Зазвенела смехом и зашуршала мягким покрывалом на постели.
Так, стоп. Вот этого я видеть не хочу. Даже больше, чем оборотней, не хочу.
Как он ухитрился сесть, Фабиан так и не понял. Закрыться не получалось, в ушах теперь гремело разъяренное «Я убью их! Я порву эту сволочь!», и перед глазами плясали темно-красные пятна крови. Где-то над ухом охнула, разглядев бинты, Эванс, но ее голос тоже донесся, как сквозь слой ваты.
— Что… что у тебя с рукой?
Пальцы ему отгрызли, не видишь, что ли? Ах да, тут же только я такой… всевидящий. Твою мать, Джульс, прекрати!
Та, конечно же, не услышала, зато наконец очнулись собственные рефлексы и… Фабиану всегда нравилось называть это «дернуть рубильник». Именно так оно и ощущалось: словно кто-то резко рванул рычаг вниз и обесточил весь дом. Точнее, мозг. Тишина стала еще более зловещей, чем прежде, будто он разом лишился всех пяти — в его случае шести — чувств.
Жутко, черт побери.
— Джульс… — медленно попросил Фабиан, прислушиваясь к звуку собственного голоса. Подсознание требовало убедиться, что в действительности ни слуховые, ни прочие рецепторы не пострадали. — Возьми себя в руки, пожалуйста.
— Прости, — глухо ответила Джульс. — Не получается.
— Ну ты уж постарайся, — буркнул Фабиан, часто моргая и пытаясь избавиться от мельтешащих перед глазами кровавых пятен. — А теперь, если можно, обо всем по порядку.
Алиса заговорила тихим надтреснутым голосом, но больше ничем не выдала того ужаса, что он ощущал всего несколько секунд назад. И вот-вот начнет ощущать вновь, потому что собственная магия начнет рваться наружу с новой силой. А вместе с ней и эта прокля́тая эмпатия. Если подумать, ему и сейчас-то никакие слова не требовались. Ситуация и без того уже была понятна хотя бы в общих чертах.
Эванс бубнила что-то над ухом, охая в нужных местах и влезая с вопросами. По большей части дурацкими, но человеку, плохо знакомому с проведением боевых операций, это было простительно.
— А как же вы…?
Ногами. У нас, рыжая, такое часто бывает. Встаешь и бежишь, пока тебя целиком не сожрали. Главное только, чтобы эти сволочи одновременно не пытались сожрать еще кого-нибудь, потому что в этом случае приходится разворачиваться и принимать весь удар на себя. Надо ли говорить, что на совести Сивого и его стаи уже десяток с лишним мракоборцев?
— Но почему его не посадят в Азкабан?!
Потому что поймать не могут. Эта мразь то тут, то там, одни только кровавые следы из обглоданных трупов за собой оставляет.
— Я связалась с Авроратом, — тихо подтвердила Алиса, — но к тому моменту, как появилось подкрепление, оборотней там уже не было.
— Я скучаю по байкам о тупых животных, которыми нас кормили на уроках Защиты в Хогвартсе, — сухо согласился Фрэнк, и Фабиан зажмурился вновь, на мгновение почувствовав тупую пульсирующую боль в левой руке. Мизинец и безымянный горели огнем, сдавливаемые еще и его собственными кольцами, и вместе с болью накатывала чужая, почти звериная злость. Убью. Не за себя.
— Сочувствую я вашему ребенку, — ответил на это Фабиан, сглотнув в попытке избавиться от появившегося во рту мерзкого стального привкуса. Очень хотелось сплюнуть, но Мэм за свои ковры загрызет так, как Сивому и не снилось.
— Почему? — растерялся Фрэнк, а Алиса нахмурила брови — он увидел не глазами, а магией — и потянулась к руке в медленно пропитывающихся кровью бинтах. Джульс и вовсе ответила целым водоворотом из смятения, радости и едва уловимой, скрываемой за другими эмоциями горечи. Уже знала.
— Да если он уже сейчас такие неприятности на свою голову находит, то что ж с ним будет, когда он родится? — хмыкнул Фабиан, но шутка подняла настроение только Эванс, охнувшей еще раз и немедленно начавшей зудеть с новой силой.
Вот же… болтушка.
— А что касается тупых животных, — перебил ее Фабиан, — то я вам, господа и дамы, скажу прямо: мы в дерьме.
Джульс передернула плечами — в голове снова зашумело и захотелось «дернуть рубильник» еще разок — и спросила:
— Ты что-то накопал? Насчет позавчерашнего?
— Накопал, - согласился Фабиан. – И мне это не нравится.