Выбрать главу

– Я не примирюсь с этим. Никогда.

Пог вспорхнул с его груди, приземлился на ближайшее кресло и привалился к спинке. Сиденье было рассчитано на невысокое млекопитающее, но мышу все-таки не подходило. Он всегда предпочитал висеть вниз головой, однако, понимая нынешнее состояние Джон-Тома, решил, что тому легче будет видеть нормально обращенное к нему лицо.

– Ну, чего дам, режь и меня, – пренебрежительно бросил Пог. – Ды действительно решил, чдо какой-до особенный?

– Чего? – Джон-Том, нахмурясь, поглядел на мыша.

– Не прикидывайся – ды все слышал. Я сказал, чдо ды стал считать себя особенным. У дебя одного проблемы, дак, чдо ли? У дебя ходь радость была, дебя ведь любили. А у меня и такой нед. Ды вод захотел бы, чдобы Талея двоя осталась жива, а стоило б дебе поглядеть в ее сторону, враз бы отворачивалась.

– Не знаю…

Мыш перебил его, подняв крыло.

– Нед, ды меня выслушай. Вод эдо было со мной каждый день. Сколько лет я дак прожил, а? «Эдо ерунда» – дак босс обо всем говорит. – Пог пренебрежительно фыркнул. – Долько одкуда у него опыт, знать-до ему одкуда? По крайней мере, ды знаешь, Джон-Том. Дебя любили. А я вод дакой простой штуки не изведал. Можед, деперь и вспомнить до самой смерти нечего будет – долько как она, завидев меня, в другую сторону забирает. Хотел бы ды жить с даким? Мне суждены одни страдания – пока или я не помру, или она. Но чдо еще хуже – она здесь.

Мыш отвернулся в такой печали, что Джон-Том забыл про собственные муки.

– Кто здесь?

– Соколиха. Улейми. Она при военно-воздушных силах. Я попытался наведаться к ней – чдо ды. И не подпустила.

– Дура она, счастья своего не понимает, – тактично отозвался Джон-Том.

– А все почему? Подому чдо моя физия ей не подходит. Чдо ей до моего золотого сердца? Главное – внешность. И не слушай, если дебе будут говорить иначе. Вод и вся проблема… Ну запах, еще кое-чдо. Можед, босс сделает, если захочет. Но пока грозится, чдо ничего делать не станет. – Физиономия мыша скривилась. – Дак чдо не утомляй меня своими стонами. Ты живой, здоровый, из себя видный, вокруг одни бабы, впереди любовь да любовь. Вод я проклят – я люблю одну ее.

– Забавно, – негромко проговорил Джон-Том, водя пальцем по одеялу. – Я-то думал, что люблю Флор. Она пыталась раскрыть мне глаза, объяснить, что все не так, а я не мог понять… Не мог, понимаешь?

– Деперь эдо неважно.

Пог вспорхнул с кресла и направился к выходу.

– Почему же?

– Слепой и тупой, – буркнул мыш, – ды чдо, не видишь – она втюрилась в эдого Каза прямо на берегу, когда мы выудили его из Вертихвостки.

Он исчез, не дожидаясь ответа Джон-Тома.

Каз и Флор? Немыслимо, подумал юноша. Или он ошибался? Что невозможно в мире невозможного?

Надо вернуть Талею, решил Джон-Том.

Ну а если Клотагорб не в силах ничего сделать, есть здесь еще один маг, который рискнет взяться за это, – он сам.

Несколько дней солдаты обходили подальше шатер. Уединившийся в нем странный высокий человек пел любовные песни трупу. Воины нервно перешептывались и ограждали себя защитными знаками. По ночам шатер светился изнутри, а вокруг кишели гничии.

Напрасные попытки Джон-Тома прекратились наконец не по собственной воле его, а покоряясь току событий. Он сумел спасти тело от разложения, но Талея, окаменев, застыла под пологом шатра. На десятый день после их поспешного бегства из Куглуха воздушный патруль сообщил, что армия броненосных снялась с места.

Так что он забросил дуару за плечи и вышел на бой с посохом в руке. Там, позади, осталось бездыханное тело той, что любила его, и любовь к ней осенила Джон-Тома с опозданием. Он решительно шел к стене, намереваясь занять место наверху. Если он не смог вымолить ей жизнь… что же, видит бог, он отомстит за смерть ее с тем же пылом.

На стене юношу встретил Аветикус.

– К нам, как и ко всем на свете, пришло время выбора. – Он жестко глянул на Джон-Тома. – В гневе помни: тот, кто слеп в своей ярости, первым гибнет в бою.

Джон-Том заморгал, посмотрел вниз.

– Спасибо, Аветикус… Я послежу за собой.

– Хорошо.

Генерал отошел в сторону и принялся разглядывать Проход, переговариваясь с подчиненными.

По стене бежала волна ожидания. Все готовили оружие, склонялись вперед. Никто не разговаривал. Шум доносился только со стороны Прохода, и он становился все громче и громче.

Навстречу двигалась волна, могучий темный вал хитина и стали. Она заполняла собой весь Проход… Убийственный смертоносный поток, которому не было конца.

Последние несколько сотен теплоземельцев полезли повыше на крутые скалы. Они преграждали путь, чтобы броненосные не смогли обойти стену. Готовили копья и стрелы. Густой мускусный запах наполнил утренний воздух – многие из теплоземельцев имели соответствующие железы. Пахло ожиданием.

Огромные створки деревянных ворот медленно разошлись. Возглавляемая сотней тяжеловооруженных росомах армия теплоземельцев вступила в Проход.

Джон-Том хотел было оставить стену и присоединиться к вылазке, но дорогу ему преградила пара знакомых физиономий. Ни на Казе, ни на Мадже брони по-прежнему не было.

– Ну, что не так? – спросил он. – Вы не собираетесь сражаться?

– Со временем, – отозвался Каз.

– Када будет ваще необходимо, – добавил Мадж. – А сейчас у нас есть более важное задание.

– Какое же?

– Приглядывать за тобой.

Поглядев за спину их, Джон-Том увидел выжидающего Клотагорба.

– Что, есть идея? – Он умышленно опустил вежливое «сэр».

Чародей подошел к ним, в руке его был наполовину развернутый толстый свиток, на котором виднелись слова и знаки.

– Когда наступит конец, чаропевец, твоя магия сможет помочь куда больше, чем еще один меч.

– Я не хочу воевать заклинаниями, – гневно возразил Джон-Том. – Душа требует крови и мщения.

Клотагорб покачал головой и скорбно улыбнулся.

– Как страсти молодости преображают личность, если не заставляют ее взрослеть! Мне вспоминается совсем другой человек, которого смятенным, растерянным доставили к моему Древу.

– Я помню его, – без тени улыбки отвечал Джон-Том. – Он тоже погиб.

– Жаль. Хороший был мальчик. Ну что же, Джон-Том. Потенциально ты нужнее нам здесь. И не беспокойся. Обещаю тебе – не успеешь состариться, как получишь не одну возможность потешить душеньку в бойне.

– Меня не интересуют эти…

Словно не желая понять, Клотагорб остановил его.

– Учись думать не о себе одном, мальчик. Ты горюешь оттого, что мертва Талея, оттого, что смерть ее касается тебя лично. Ты горюешь потому, что я обманул тебя. И теперь хочешь растратить свое великое дарование, чтобы удовлетворить всего лишь собственную кровожадность.

И он жестко поглядел на высокого молодого человека.

– Мальчик мой, ты нравишься мне. Немного выдержки и закалки, как подобает доброй стали – и из тебя выйдет превосходный человек. К тому же – хотя бы на время, – постарайся думать о чем-то, кроме себя самого.

Приготовленная колкость так и не сорвалась с уст Джон-Тома. Ничто так не проникает в ум и не действует столь безотказно, как правда, самое эффективное и горькое из всех лекарств. В пользу Клотагорба свидетельствовало только одно – его правота. И Джон-Том не смог возразить ему.

Он прислонился спиной к зубцу стены и посмотрел на Каза с Маджем. Дружки внимательно наблюдали за ним. Молодой человек улыбнулся, помедлив.

– Все в порядке. Старый хрыч прав. Я остаюсь.

И он повернулся лицом к Проходу.

Клин из росомах ударил прямо в центр волны броненосных, ножом пронзая ее и оставляя позади изрубленные тела насекомых. Следом катили остальные войска теплоземельцев.

Для битвы это было ужасное место. В основном солдатам оставалось только трястись и нервничать. В узком проходе все были так притиснуты друг к другу, что сражаться могли немногие. Это давало дополнительное преимущество много меньшей армии Теплоземелья.

Примерно после часа сражения стало похоже, что битва идет своим обычным чередом – как бывало все тысячелетия. Возглавляемые росомахами теплоземельцы буквально прорезали себе путь вперед. Броненосные бились браво, но механически, не проявляя в схватке никакой инициативы. Несмотря на то что насекомые обладали лишней парой конечностей, недостаточная подвижность суставов не позволила им сражаться на равных с гибкими и более подвижными врагами. Ростом броненосные, как правило, едва превосходили три с половиной фута, и многие из теплоземельцев – росомахи, коты – были выше, сильней и крепче. А уж в скорости никто не мог соперничать с выдрами и куницами.