Чего-чего, а уж этого Бахтин никак не ожидал — в совхозе оказался избыток рабочей силы, но не хватало квалифицированных рабочих. Люди умели все и ничего, и потому многие затруднялись определить себя в какую-то специализированную бригаду. На совете бригадиров он то краснел, то белел, не понимая, как это раньше он ничего не видел. Слепой, что ли, был? На тех же советах бригадиров его рвали в клочья: тому дай, другому дай. Считалось: если кто не выпросит хотя бы одного человека, тот не бригадир. Теперь бригадиры давали список: «Вот эти согласились, и их приняли. На объем работ хватает». Жесткое это дело — подряд. В те дни заговорили о Венцовой. За неполный год подряда она, худо ли, хорошо ли, переучила всю бригаду. Девчонки, которые боялись подойти к коровам, а тем более подступиться к доильным аппаратам, теперь делали все, что от них требовалось. А главное, молодые доярки входили в профессию, она день ото дня захватывала их, поддавалась и через это делалась близкой, своей. Так возникала привязанность, когда человек еще слепо чувствует неопределенную тягу, а потом и новое состояние души — не может без нее обходиться. Это уже любовь. Вспомнили и Постника, который сам учился и других учил экономике подряда, убеждал в том, чего еще никто не видел. И только по окончании сезона, когда был собран и подсчитан урожай зерна, соломы, половы и под расчет в среднем вышло еще по восемьсот рублей на брата, многие пожалели, что принимали слова Степана за сказку. А те, кто поверил, кто выкладывался, с учетом трудового участия получили накидку: еще по двести-триста рубликов. Кому они лишние?
Начальники цехов доложили на совете о планах обучения рабочих своим специальностям, о повышении квалификации среднего звена кадров. Бахтин слушал, и одна мысль все время отвлекала его. Черт этот Вавилкин, замутил голову. Да, он, как ни ворочай, прав: нужна большая цель и преодоление себя, своей мелкости, чтобы достичь результата. Он остановил себя и стал внимательно слушать, кто и чему будет обучать людей. Программ, конечно, нет. Никто ведь и не думал об этом. Почему же не думал? Наверняка где-то в России такие же, как они, маются. Почему же мы не знаем, что вокруг нас делается? И тут он прав, Вавилкин. Он говорил о нашей провинциальности, замкнутости. Ну, Петр увидел, выход стал искать. А мы и привыкли — как будто так и надо. Островитяне!
Бахтин опять отвлекся и, волнуясь, пропускал меж ушей то, что говорили бригадиры, звеньевые, начальники цехов, и не знал, о чем он будет говорить сегодня, и потому злился. «Корытники чертовы, срам один…» И уже к концу подходил разговор, никогда еще такими долгими не были заседания совета бригадиров. Что скажет в заключение директор? А он все еще не знал, что сказать.
— Мы не подумали… — сказал Бахтин, все еще точно не зная, как это выразить, — чем будет заниматься управленческий аппарат, наша интеллигенция, когда оперативная хозяйственная и экономическая работа перейдет в бригады. Главные специалисты, а теперь начальники цехов, вы еще не думали об этом?
Создание условий для бригад, забота о перспективе. Чтобы человек мог выложить все: свою силу и душу. И постоянно рос, чтобы не было у нас такой пестроты: одни — хорошие, другие — средние, третьи — плохие. Со стороны на нас смотришь: передовой совхоз! А внутри? Чересполосица. Выровняться нам надо! Оценка по конечному результату и трудовому участию откроет нам глаза: кого надо учить и у кого учиться. Вот основа. Партийная организация уже работает над тем, как в новых условиях руководить людьми, воспитывать их. Будем брать опыт у тех, кто уже поднаторел в подряде. Ну и учить других. У нас ведь тоже кое-что есть. — И вдруг обратился к Венцовой: — Вера Никитична! Сколько ты получила писем? Ну да, не личные, конечно, — улыбнулся он, — насчет семинара. А ведь всего заметочка была в областной молодежной газете: «Молодые доярки учатся…» Так?
— Да писем двадцать было. Все с вопросами, — ответила Вера, смущаясь и краснея.
— Во! — радостно воскликнул Бахтин. — Интерес друг к другу. Значит, нужно общение.