Его так и не поняли до конца, да и он еще не совсем ясно представлял, что это общение, кроме практического обмена опытом, еще что-то значит. И Бахтину и другим еще предстояло понять глубинное значение внутреннего и внешнего общения народа, нации, общения экономического и политического, психологического и нравственного, без чего они обрекают себя на провинциальность, теряют чувство потребности единства. Странный этот Вавилкин, он это понял раньше их.
А Бахтин, как ни был он уместен в роли работника своего уровня, он все же трудно поднимался над практическими делами своими. Сейчас, выйдя из агрономической лаборатории, где, как всегда, работал совет бригадиров, щурясь от ослепительного блеска снегов под морозным ясным солнцем, он уже думал, что ему делать с лишними людьми, особенно с теми из них, кто был как бельмо на глазу. Их безжалостно отринули вчерашние же товарищи. Никто не хочет войти в их положение. Бахтин понимал, что с подрядом люди не стали хуже, просто не хотят содержать за свой счет ненадежных работников. Постник так и сказал: «За счет всех раньше проходило, выводили. А за счет бригады? Кто раскошелится? Пусть сами заботятся, не маленькие». Так, наверно, все думают, но не говорят. А Постник — он прямой. Уж не создавать же в совхозе фонд помощи семьям алкоголиков?
Бахтин не успел отъехать — к машине подбежал Степан Постник.
— Спиридоныч, по графику мой отпуск. Ничего не предвидится?
— Предвидится, — сказал Бахтин. — Едем в Чехословакию: ты, Венцова и я. Есть решение райкома. Караси от тебя не разбегутся… Ну, что растерялся. Садись, куда тебе?
— Забегу домой. Надо все отменить.
— Лошадок мы нашли, — сказал капитан Прохоров. Поздоровавшись, он вернулся к столу, как всегда, подтянутый, одетый по всей форме, в ремнях, с пистолетом на боку. Директор, признаться, уже отпел лошадок, списал, так что новость застала его врасплох, и он не сразу даже обрадовался. И тотчас подумал не о лошадях, а опять же о капитане: «Не отступился, вот ведь». А потом действительно обрадовался: лошадь как транспортное средство находила, особенно на фермах, все большее применение. Уже Вера Венцова поняла, что трактор бывает далеко не загружен, да и стоит дорого. Лошадь, которая обслуживает бригаду, они и кормят сами.
— Ну, спасибо, ну, спасибо! — произнес Бахтин, снова хватая руку капитана. — День-то какой, придется пометить красным.
— Что у вас, свои праздники? — удивился капитан.
— Да нет, это я для себя. В настольном календаре удачливый день обвожу красным. Минует год — подсчитываю. Забавно выходит! Ну, это еще с детства, со школы. А лошадки где же? Как их получить?
— Получить! Еще доказать надо, что ваши. Метки вроде сходятся, да и воры признались, но кто знает. Я сегодня вас разыскивал, сказали, что на совете бригадиров. Не стал беспокоить.
— Кто же увел? Цыгане?
— Не греши против них. Мальчишки. Да, да. Племя молодое, да уж знакомое.
— Мальчишки?
— Да. Взяли вроде для хорошего дела — проехать по следам боев своих отцов, а во что это превратилось? Вот и думаю: чего тут больше — чистого душевного порыва или подростковой разболтанности?
Бахтин скинул полушубок, бросил на стулья.
— Давай, Арсений, по порядку. Что-то я не улавливаю.
— Ну ладно. — Прохоров взглянул на часы. — Весной группа старшеклассников из Талого Ключа собралась в поход, как я тебе уже говорил, по следам боев армии, той, что у нас тут формировалась. Вначале решили: на велосипедах. Но у одного велосипеда не было. Купить? Тогда ничего не оставалось на дорогу. Пешком? По лесам и болотам? Не тот вариант. Трех лошадок они у тебя и увели. Ну, куда-то двигались, а потом осели в заброшенной деревне. Заморили их чуть не до смерти и оставили. Так они оказались в совхозе за триста километров отсюда.
— Да! Вот так штука. А как же ты напал на след?
— Долгая история, Василий Спиридонович. Вначале Кошкарь мысль подбросил. Вроде в лесу видел мальцов с лошадьми. И совет дал — ищите в пустых деревнях. Сколько их позарастало в нашем крае! И тут еще инвалид из Холодов — знаешь, пить бросил, говорит: стыдно солдату. Да, Иволгин его фамилия. Пригласили его на слет памяти. Ребята делились, кто что нового узнал о героях войны в дни летних каникул. Трое так рвались, что никому слова сказать не давали. Прошли, дескать, не одну сотню километров, окопы видели, обвалившиеся блиндажи, обелиски, даже у Вечного огня постояли. Но больше всего воспоминаний у них было о каких-то лошадках. А я как-то говорил с Иволгиным о ваших потерях. Вот он припомнил — и ко мне. Ребята ему не понравились. Шалопуты, говорит, и вруны. Толком ничего не разыскали, да и не искали, видать. Ну я и прицепился. — Прохоров помолчал, договорил горестно: — Неужто так духовно не развиты наши школьники, что святое и подлое у них рядом, а? Чему они учатся в школе, из жизни что берут?