- Ну, все. Жди в гости.
- Бегу чай ставить.
Сука.
Мак улыбнулся, переключил скорость и вдавил педаль газа. Пора начать настоящую погоню.
*****
Слезы катились по щекам, но Лайза их не чувствовала.
Неужели нет такой дистанции, при которой получится оторваться? Неужели не уйти? Ведь сказала, что бумаг нет, два раза сказала, бесполезно... За спиной не человек - зверь, ему все равно, в кого всаживать клыки. Вспорет, выпотрошит, подержит лапу на затихшем пульсе и уйдет, оставив остекленевшие глаза жертвы созерцать выцветшее небо.
Какого черта... Почему все бесполезно?
В зеркале дорога все еще была пуста. Сколько в запасе - минуты, секунды?
Мираж натужно бряцал разболтанными окнами; впереди чернел горизонт - мост в смерть. Слившиеся в бурую ленту кусты на обочине, холодное дыхание в затылок, мелькание полосы разметки - это все, что она запомнит? Рвущую внутренности боль, проклятое отчаяние и собственные хрипы? Хрипы в конце пути?
А ведь думала, что день не мог стать хуже...
Она гладила руль подушечками больших пальцев. Давай, милый, давай... Теперь только мы с тобой против всего мира, ты и я. Может быть, это наша последняя дорога, но надо попробовать удлинить ее насколько это возможно, надо хотя бы попытаться...
Стрелка спидометра застыла на отметке в двести. Лайза впервые пожалела о том, что не согласилась сменить его: теперь и не узнать, как быстро колеса поглощают километры. Боялась привлечь внимание, не хотела отвечать на ненужные и неудобные расспросы знакомых. Зря. Сейчас бы погордилась собственной машиной. И собой. Хотя бы ненадолго.
Тело постепенно отказывало: немели руки, наливались свинцом ноги, горло саднило и издавало хрипы. Лайза злилась сквозь слезы и держалась за эту злость, как за спасательный круг; еще быстрее, еще!
Справа мелькнул знак, предупреждающий о развилке.
"Делвик. 1км".
Решение пришло мгновенно: она свернет, и он не заметит, пролетит мимо. А пока сориентируется, это даст ей пару лишних минут.
В поворот она влетела на полной скорости; завизжали шины, заскрипел корпус, бочина едва не проскребла по бетонному ограждению. На какой-то момент показалось, что Мираж не удержится - соскользнет, пробьет низкую стенку, слетит вниз и покатится вокруг своей оси, сминаясь, как алюминиевая банка.
Обошлось. Он не подвел и в этот раз, чудом удержался на шоссе. Лайза, проморгавшись (как же жжет глаза!), чуть расслабила вконец потерявшие чувствительность пальцы и посмотрела в зеркало заднего вида. Пусто. Пока пусто.
Но не прошло и полминуты, как из динамика раздался визг шин идущей позади машины.
Черт! Черт-черт-черт! Она же забыла выключить внутренний телефон, и теперь этот мужлан выполнил тот же трюк - на полном ходу свернул на Делвик. А-а-а-а!!!
Когда педаль ушла в пол до предела, мотор Миража взревел, как ошпаренный кипятком тигр. Под капотом жестко и неприятно забряцало, корпус затрясло, как в ознобе.
Лайза сжала зубы.
В таком режиме машина долго не протянет. Это конец. Конец им обоим.
Вспышки боли, плавающие по телу от макушки и до самых пяток, становились все сильнее. Скручивало сердце, желудок, низ живота, огненным столбом горел позвоночник. В какой-то момент перестала поворачиваться шея, из носа потекла кровь. Теперь блузка от Мано побурела спереди и сзади.
Лайза перестала сдерживать рыдания.
Почему? Почему все должно было закончиться таким образом? Один-единственный утренний визит, принятая в руки папка, а после удар по голове и висящий на хвосте монстр. Неужели она оступилась настолько? Настолько, чтобы закончить свою жизнь в смятом, как вареное яйцо, лежащем на обочине Мираже, истекшая от внутренних кровотечений, раздавленная еще до того, как умереть окончательно? Почему последним, что она запомнит, будет темная лента трассы, летящая навстречу, и холодное дыхание незнакомца в спину?
Сколько ей осталось - последние пару минут? Меньше?
Словно в ответ на ее мысли, динамик выдохнул:
- Если ты не снизишь скорость в следующие тридцать секунд, последствия будут необратимые.
"Они уже необратимые, разве ты не видишь? - захотелось кричать ей. - Неужели ты думаешь, что это все можно залечить?!"
Но слова не вырвались наружу, так и застряли в опухшем, першащим и едва пропускающим воздух горле.
Какой смысл отвечать, спорить, что-то доказывать... Поздно.
- Срочно снизь скорость.
Лайза молчала; глаза теряли зрение.
- Останови машину, и я оставлю тебя в живых.
Ух, ты... пошли сделки. Что, не удалось тебе меня догнать, сволочь? Не удалось поставить на колени, так теперь предлагаешь мировую? Маскируешь собственный проигрыш?
Несмотря на беснующиеся мысли, она чувствовала, что время на исходе. Тело вскоре откажет полностью: нервная система погасит импульсы, клетки онемеют в бесчувствии. Конец... какие там тридцать секунд, конец наступает уже сейчас...
- Останови машину, еще есть шанс! Но через пятнадцать секунд он пропадет!
Пропадет? Ей было все равно, ее жизнь расстелилась, раскаталась на многие километры позади, осталась капля за каплей лежать на бетонном шоссе. Какая теперь разница? Ты свое дело сделал, охотник. Наслаждайся.
Единственное, чего Лайзе не хотелось, так это того, чтобы Мираж в последний момент слетел в кювет. Он этого не заслужил, пусть останется жить относительно целой легендарной машиной, сумевшей все это время держать Чейзера на расстоянии. Пусть продолжит существование не мятой грудой мусора, а тем старым добрым Миражом. Самым любимым автомобилем в мире.
Задыхаясь, едва живая, она все же сбросила скорость.
Не потому, что так приказали из динамика, а чтобы в последний момент отдохнуть. Пусть полминутки, пусть хоть несколько секунд - открыть окно, если получится, и вдохнуть глоток прохладного ночного воздуха. Спокойно посидеть - без гонки, уже без страха, - закрыть глаза и мысленно попрощаться с теми, с кем не смогла попрощаться иначе.
Съехав на обочину, автомобиль обреченно чихнул и заглох; из-под капота, как из жерла проснувшегося вулкана, повалил пар. Лайза погладила руль, медленно и тяжело вдохнула, сдвинула в сторону приросшие к педалям ноги и погасила фары.
Темнота, тишина, жар собственного тела.
В зеркало смотреть не хотелось - там она увидит окровавленное, ставшее уродливым лицо, отекшее и забрызганное. Язык распух, горло наоборот сузилось, по телу продолжали бродить рвущие на части боли.
Она напряглась, похрипела, подняла руку и надавила на кнопку, чтобы открыть окно; в салон, вытесняя скопившийся застоялый воздух, тут же влетел прохладный ветерок. А вместе с ним запах напоенной влагой земли, диких цветов, росы и одинокий стрекот сверчка.
Впереди темнел горизонт.
Теперь, когда фары погасли, не стало ни дороги, ни поля рядом, ни гор вдалеке - лишь черное покрывало ночи и россыпь звезд над головой; тучи растянуло.
Тело не работало, не отзывалось на попытки управлять им.
Лайза хотела, было, повернуть голову, но не смогла, и ей не осталось ничего другого, как скосить в сторону глаза. Где-то там, в темноте, колышутся листики и кивают над землей спящие цветочные бутоны. Где-то там километры пустынной земли, междугороднего незаселенного пространства, которое встретит новое утро тишиной и свежестью.
В этот момент почему-то не думалось ни о работе, ни о Гарри, ни даже о преследователе. Вместо тысячи чувств, раздиравших ранее, осталось лишь одно - сожаление. Сожаление о том, что она так и не успела сделать. Кем не успела стать.
Как могла бы повернуться жизнь, не возьми она те бумаги? В какую сторону потекли бы дни, какие чудесные события встретились бы на ее пути? Теперь не узнать. Судьба может обернуться тысячей возможностей, а может прерваться на одном из узелков, и тогда все вероятности кем-то стать отпадут сами собой... Можно быть дизайнером, моделью, продавцом, фотографом, чьим-то другом, возлюбленным, а пять минут спустя обернуться тенью, воспоминанием. Вот как работает жизнь. И тогда, в эту последнюю минуту перед чертой, остается лишь жалеть, что где-то ты недодышал, недонаслаждался, недоделал и недосказал... Не обнял там где мог, по глупости на кого-то обиделся, попросту не успел чего-то важного.