========== Пролог ==========
“Волокли долго. Капитан уже почти отключился, но тут его с размаху швырнули вперед и вниз, не то в подвал, не то просто с высокого порога. Дверь закрылась, пленника окутала блаженная темнота — проваливайся на здоровье. Однако Станислав полежал на холодном, чуть влажном полу и с сожалением понял, что начинает приходить в себя: синяки и ссадины разболелись, мучительно захотелось в туалет — стошнить над раковиной и тут же напиться чистой холодной воды.
Капитан со стоном перевернулся на бок. Стена оказалась совсем близко, и, поднапрягшись, удалось сесть и опереться на нее спиной. Темнота оказалась не такой уж кромешной: над дверью светился маленький кружок, как ночник в детской. Камера была другая, не та, в которой Станислав откуковал неделю. И не одиночная. У противоположной стенки сидел и как из зеркала (такой же связанный и избитый), исподлобья смотрел на него… Вадим.”(«Космоэколухи» Ольга Громыко)
Всё оказалось гораздо хуже, чем он предполагал, помощи ждать неоткуда. С каждой минутой в камере становилось жарче, содержание кислорода в воздухе явно падало.
Что это? Перебои в системе жизнеобеспечения? Или их намеренно решили убить таким изуверским способом?
Станислав с трудом разлепил веки и оглядел каменный мешок: Вадим уже не стонал и не шевелился: то ли потерял сознание, то ли… О втором варианте думать не хотелось, но если всё же так, то старому однополчанину можно и позавидовать — отмучился, бедолага.
В коридоре раздались быстрые, еле слышные шаги, дверь резко и как-то внезапно распахнулась. В камеру ворвался свежий воздух и яркий свет. На пороге застыл высокий худощавый мужской силуэт.
Стас судорожно вздохнул и закашлялся, с трудом переводя дыхание, затем чуть прищурился: у стоящего на пороге камеры блеснули красные глаза.
Стас просипел пересохшим ртом:
— Денис?.. А где Полина? Тед? Веня?
Киборг сделал шаг в камеру, наклонился над капитаном. Стас успел рассмотреть жёсткую линию рта и холодный, стальной взгляд, отливающий синевой с алеющим зрачком посередине, почувствовать твёрдую, безжалостную руку у себя на горле. Последним, что он услышал, были слова, произнесённые свистящим шепотом:
— Простите, капитан, так получилось…
========== Глава 1 ==========
— Ну, чего ты хандришь, Стасик? Занялся бы чем-нибудь, придумал бы себе увлечение, да хоть те же модели собирал или марки… — Вениамин Игнатьевич смотрел на своего закадычного друга и участливо качал головой. Что-то расклеился Стасик в последнее время, ничего его не радует, даже бриться стал не каждый день, а это уже не слишком хороший признак.
Ох, чувствовал Вениамин Игнатьевич, что недалёк тот день, когда вместо бодрого и подтянутого военного пенсионера, пахнущего кофе и недорогим, но хорошим одеколоном, его встретит опухший небритый алкоголик с запахом давно не мытого тела и сивушным перегаром изо рта.
— Да перестань ты, Веня! Какие модели, марки… Ты ещё скажи: крестиком начни вышивать, — собеседник Вениамина Игнатьевича раздражённо махнул рукой и наполнил стоящие перед ними бокалы янтарной жидкостью, распространившей по небольшой, но чистенькой кухне аромат благородного напитка десятилетней выдержки.
Вениамин Игнатьевич опять нахмурился и укоризненно покачал головой: вот уже и немотивированное раздражение. Ох, не к добру всё это… Не к добру!
Хозяин кухни с лёгким недовольством оглядел стол, хмыкнул и потянулся к холодильнику за немудрящей холостяцкой закуской.
Пока он нарезал лимончик и раскладывал по тарелкам шпроты и огурчики домашнего посола, настоящие, хрустящие, дар заботливой соседки, Веня встал и прошёл в комнату стандартной однокомнатной квартиры бывшего бюджетника. Хотелось глянуть, не произошло ли в жизни друга каких-нибудь разительных перемен.
Комната встретила Вениамина Игнатьевича казарменной чистотой и порядком, нигде ни пылинки, ни соринки. Идеально заправленная кровать и старомодные гантели, притулившиеся возле типового славянского шкафа. Единственным украшением комнаты был обшарпанный старенький терминал с развёрнутым вирт-окном. Будто приветствуя дорогого гостя, он негромко пискнул входящим письмом и замигал зелёным конвертиком.
— Вень, глянь, что там! — хозяин квартиры явно не ждал интересных вестей.
— Угу, — Вениамин Игнатьевич прищурился, отчего его лицо на пару секунд потеряло выражение привычного благодушия, и быстро пробежал послание взглядом. — Ничего интересного! Обычная рекламная рассылка!
Быстро смахнул конверт в корзину и вернулся на кухню.
Вечер катился своим чередом, разговоры приобретали всё большую душевность по мере понижения уровня янтарной жидкости в настоящей стеклянной бутылке с летящим белым аистом на этикетке.
— Понимаешь, Вень, и ведь не пишет никто… Не звонит… Разлетелись друзья-однополчане кто куда. У всех семьи, дела, заботы… Только ты один у меня и остался! — собеседник Вениамина Игнатьевича не был пьян — что для здорового сорокасемилетнего мужика полбутылки хорошего коньяка, да под закуску, пусть непритязательную, но довольно сытную? Он скорее был опечален и удручён, а выпитый алкоголь лишь чуть развязал ему язык.
Веня кивал и цокал языком, изредка сочувственно похлопывая старого товарища по плечу. От него не требовалось особого диалога — другу хотелось выговориться, такое происходило примерно раз-два в месяц, когда Стасик совсем шалел от безделья и пустой квартиры.
На часах было уже за полночь, когда Вениамин Игнатьевич наконец-то зашёл к себе домой. Неторопливо разулся, поставил не новые, но удобные ботинки в старомодную калошницу, старательно выровняв задники и носы. Надел уютные домашние шлёпки с забавными мордахами двух рыжих щенков. Повесил куртку в шкаф, стряхнул с рукава невидимую пушинку. И двинулся на кухню, задумчиво кивая головой в ответ на какие-то свои мысли.
Кухня Вениамина Игнатьевича весьма отличалась от пищеблока в квартире друга. Сходство было только в одном: и там, и там царил идеальный порядок. Всё остальное — диаметрально противоположное.
На окнах кухни Вениамина Игнатьевича висели миленькие кокетливые занавески в красный горошек, в тон им — аккуратно разложенные на столе салфетки и расставленные декоративные вазочки. Пахло ванилью, корицей и тонким ароматом сухих лепестков роз.
Вениамин Игнатьевич неспешно открыл холодильник, налил себе обычный вечерний стакан кефира (с кишечником шутить нельзя!) и, всё так же покачивая головой, присел за идеально чистый и опрятный стол.
За окном тихо шелестел ветер, гоняя опавшую листву. Скоро зима. Ну как скоро? Через полтора месяца… А пока стояла сухая и холодная осень, октябрь с его ранними заморозками-утренниками, что сковывали мелкие лужицы хрустящим ломким ледком.
Вениамин Игнатьевич допил кефир и теперь крутил в руках высокий стакан, внимательно следя за бликами в золотистом ободке антикварного изделия. Этот стакан достался ему от бабушки, и Веня приложил все усилия, чтобы он не попал к Ленке при разводе… Хотя, как позже выяснилось, стакан ей оказался и не нужен, как и его владелец.
Вдруг спокойное, умиротворённое лицо Вениамина Игнатьевича исказила гримаса, он стукнул по столу пухлым кулаком и заскрежетал зубами.
— Чёрт! Чёрт! Когда же ты наконец поймёшь, что жизнь кончена! Нет никакого просвета и не будет! Когда же ты перестанешь надеяться на чудо и сопьёшься, как все бывшие военные… — Вениамин Игнатьевич с силой запустил стакан в стену. Любимая вещица пролетела через всю кухню, разбрызгивая на ходу остатки полезного кефира и с громким «дзинь» разлетелась на острые тонкие осколки.
Вениамин Игнатьевич перевёл дыхание и закрыл глаза: ну вот и стакан из-за него разбил, раритетный. Да ещё и письмо сегодня это, так не вовремя! Хорошо, что он успел прочитать почту раньше Стасика.
У всех людей есть слабости, у некоторых увлечения, у кого-то хобби, у кого-то женщины, у кого-то алкоголь или азартные игры. У части человеков увлечения перерастают в страсть, иногда даже в одержимость.
Но Веня считал свою страсть особенной, это была не слабость — это был смысл его жизни, его радость и боль, а вернее, сладостная боль, без которой Вениамин Игнатьевич Бобков, диагност от бога, милый добродушный человечек с пухлыми руками и чуть ехидным, но таким добрым смехом, уже не представлял своего существования.