Случилось так, что самолет мой не улетел тогда в час дня, рейс отменили, а в справочном бюро аэропорта объяснили любезно, что о регистрации будет объявлено через два часа. Я сдал чемодан в камеру хранения и опять подошел к справочному окошку.
— Через два часа? — допытывался я на всякий случай. — Это начало посадки? Или регистрации?
— Ни то ни другое, — ответило окошко. — Через два часа объявят, когда начнется регистрация.
— Только объявят… — разочарованно протянул я.
— Почему только, — возразили мне. — Объявят!
Что можно сделать за два часа? Заглянуть на базар рядом с аэровокзалом. Наведаться в магазин. Занять место в кресле, если повезет, и просидеть в нем эти два часа и еще столько часов потом, сколько прикажет погода в аэропорту назначения.
Это не для меня. Я вышел на площадь, сел в такси и на вопрос шофера, куда ехать, ответил:
— К морю. Направо, потом — к самому берегу.
— Значит, в сторону Кудепсты, — уточнил водитель.
Мы неслись по новому шоссе, которое напрямую связывает аэропорт с приморским городом. Но тогда это шоссе местами еще не было готово, и мы свернули с полотна вправо, с минуту петляли среди пыльных придорожных кипарисов, крохотных домиков, нашли старый мост через речку и устремились в объезд неготового участка шоссе. Тут я и увидел вывеску: «Привал». И буквы помельче: «Гостиница».
— Попасть туда можно?
— Под Новый год, наверное, можно, — ответил шофер.
Сам по себе этот дом, утонувший в зелени, тогда не заинтересовал меня нисколько! Вот гостиница скрылась, мы миновали поворот — две минуты, и под колесами шуршит галька. Мой замысел прост: шофер ждет в машине, я раздеваюсь, радуюсь октябрьскому солнцу, плаваю, пока счетчик такси глотает минуты и выплевывает их в виде цифр на табло.
Излишне, наверное, говорить о том, что я опоздал на самолет. Впрочем, не из-за моей забывчивости. Отлет объявили через два часа, как мне удалось узнать в окошке.
— Через два часа даже посадки еще не должно быть, — растерянно возразил я. — Что же делать?
— Не советую догонять взлетевший самолет, — ответила женщина, — лучше подождать.
— У меня ни рубля. Как нарочно, решил покататься напоследок на машине.
— Придется пешком…
Вот почему я надолго запомнил и экскурсию к морю, и такси, и гостиницу, и посадку. Сжалившись, пустили меня все же в самолет без доплаты.
Я снова проезжал мимо той самой гостиницы.
— Останови! — попросил я шофера. — Я ведь дикарь, путевки у меня нет, мама, папа в профсоюзах не работают, отсюда — необходимость быть вполне самостоятельным.
— Понятно, — сказал шофер. — Подождать?
— Ну да. Я мигом. — А сам в вестибюль, к администратору.
— Нет мест, — ответила она.
— Совсем нет? — пророкотал рядом с окошком брюнет в темной сорочке с белым галстуком и черным пиджаком через плечо.
Пауза. Молчание. Я отхожу от окошка. Отхожу — и краем глаза успеваю заметить, как белый галстук этот протягивает документ. Но в ту же секунду паспорт его вылетает из окошка назад. Две красные купюры, заложенные в нем, начинают порхать по вестибюлю, как субтропические бабочки. Брюнет ловит их, загривок его багровеет. А я решаю: мест действительно нет.
ЭТРУСКИ НА ОГНЕВОМ РУБЕЖЕ
После красноречивой этой сцены я повернулся, взял чемодан и пошел прочь из вестибюля. Не успел я сделать и трех шагов по дорожке, усыпанной мелким гравием, как меня дернули за рукав. Оглянулся — мужчина в форменной тужурке с аккуратным пробором седых волос с заискивающей интонацией:
— Для вас место найдется. Я побеспокоюсь…
С минуту размышляю. Он повторяет вполголоса, доверительно, что раздобудет место хоть из-под земли. В этой именно гостинице. Готов поддаться на его уговоры, еще раз окидываю его взглядом. На бледном лице выражение угодливости. Никак это не вяжется с только что виденным. Странные у него глаза. Решаю, что он выпил ради субботы, морочит мне голову да еще надеется на магарыч. Настойчивые просьбы поверить ему не рассеивают сомнений. Поверить ему? Ни за что!
Упрямство — не лучшее из моих качеств. Оно ведет меня к черной «Волге». Это не такси. Все равно. Поднимаю руку, за стеклом — энергичный кивок, дверца открывается сию минуту, как будто там, в машине, ждали моей просьбы подкинуть в Хосту.
Взлетаем на шоссе, с эстакады видно море, серо-зеленое, беспокойное, но наверняка теплое. Спрашиваю водителя о погоде. Он говорит, что в конце сентября, как это часто здесь бывает, штормило, лили беспрерывные дожди, гуляли над городом ветры.
— Второй потоп… — вполголоса замечаю я. — Но теперь здесь хорошо…
— Где остановиться? — Вопрос этот он мог бы и не задавать, потому что машина уже затормозила на вокзальной площади.
— Здесь, — отвечаю я. — Вы угадали. — И протягиваю ему сложенную зеленую бумажку, но он делает рукой движение, означающее, что денег с меня не причитается.
Что бы это могло означать? Провожаю машину взглядом и начинаю соображать, что инстинктивно выбрал обычную свою исходную точку. Отсюда две дороги — к вокзалу, где загорелые домовладелицы предлагают комнаты и койки, и к знакомому месту на горе, куда ведут сто двадцать ступенек. Чемодан в этом случае следует оставить в камере хранения. Как когда-то.
Бреду по улице с фруктовыми магазинчиками, ларьками со столовыми винами в разлив и на вынос, застекленным курортторгом. Останавливаюсь у тира.
Хочется расхохотаться. Петлял я как заяц и, сделав петлю времени, снова вернулся к старым рубежам моих приключений.
Покупаю свинцовые пули для духового ружья. Целюсь в яблочко электронной мишени. Рядом со мной — сетования на сбитый прицел. Ну что ж, если в этом тире подают ружья со сбитой мушкой, попытаем все же счастья. Бью в десятку двенадцать раз. Промахов нет, в чем я лишний раз убеждаюсь, когда кладу винтовку на полку и ловлю удивленный взгляд коренастого хозяина тира.
— У вас есть деньги? — спрашивает крепыш ошарашенно.
— Разумеется, — говорю я.
— Не попробовать ли вам сбить вон тот самолет. — И он показывает рукой на дюралевый аэроплан, подвешенный на тросе. — Знаете, сегодня только трое смогли попасть в этот моноплан, это самая трудная цель в нашем тире. И не только в нашем. Даже в Сочи стрелять неинтересно после того, как вы собьете эту мишень… кстати, за попадание полагается премия — еще один выстрел.
Все это он выговорил одним духом, глядя мне в глаза и одновременно давая жестом понять посетителям, что сетования на плохие ружья обижают его.
— Что ж, — говорю я ему. — Риск невелик. Но ведь если я попаду, то деньги не пропадут, и я получу право еще на один выстрел, так?
Он растерянно мигает, соображая, не валяю ли я дурака. Что ж тут прикидывать, папаша, я действительно валяю дурака, у меня отпускное настроение, несмотря на мелкие неприятности.
Мой выстрел заставляет самолет тревожно выть, он слетает по стальному шнуру вниз, ударяется о пружину, и в тот же момент автоматически включается бравурный марш. Первое попадание.
Несколько прохожих остановились у тира, румяная от солнца блондинка в шортах заглянула в открытую дверь, тоже остановилась. Хозяин сам заряжает винтовку, подает мне, утвердительно кивает. Ни звука — лицо его становится важным.
Самолет медленно поднимается на свою позицию. Прикладываюсь к легкому теплому ложу, нажимаю на спуск. Все повторяется. Самолет гудит, гремит музыка в мою честь, на этот раз — первый Бранденбургский концерт Баха. Это подкупает. За спиной собирается народ, публика. Морской воздух всегда действует на меня так, что я не узнаю себя подчас. Еще выстрел. Снова попадание.
Откладываю ружье с гримасой: неинтересно. Но кто-то за моей спиной требует продолжения:
— Браво! Еще разок, пожалуйста!
Ну что ж, нужно продолжить. Времени у меня хоть отбавляй. И проблема вполне конкретная, имеет только одно решение. Спорт.