В а л я. Разберемся… кузнец своего счастья.
С е м е н е н к о (появляясь). «Толстой» показался.
М и х а й л о в н а. Подожди, Семененко.
В а л я. А чего ему ждать? Пусть заходит. Заходи, заходи.
М и х а й л о в н а. Ну, я сказала. Смотри сама. (Уходит.)
С е м е н е н к о. Чего она?
В а л я. Да все то же. Найди нам еще одного на пристань.
С е м е н е н к о. Куда вам? Вас же и так трое.
В а л я. Михайловна бунтует. Можешь?
С е м е н е н к о. Да хоть завтра, Валечка.
В а л я. Завтра? Ой, это завтра. Скорей бы.
С е м е н е н к о. А чего ты своего знакомца не взяла?
В а л я. Уговаривала. Не идет.
С е м е н е н к о. Не идет.
В а л я. А зачем ему? У него все впереди. Не то что у нас с тобой.
С е м е н е н к о. Интересно ты рассуждаешь…
В а л я. Зачем ему сюда, в это прибежище? Он свободный.
С е м е н е н к о (распаляясь). А между прочим, прибежище не такое уж худое место для человека. У меня лично — все здесь. И между прочим, к твоему сведению, мотаться легче, чем здесь налаживать! Думаешь, по бревнам прыгать — дело большое делать? Деньги! Вот и весь интерес. А потом с этими пачками — на юг, бросать направо и налево!
В а л я. Не все же такие.
С е м е н е н к о. Все! Ты еще не поняла? На обратную дорогу с юга у матерей занимают. Знаю я их, Валентина, будь уверена. По лесам шарят, рыбу толом глушат, паразиты, у бурундуков запасы грабят. Им не то чего дать женщине, а чего у нее взять?
В а л я. Ты не того ругаешь. (Сгребает мелочь в жестяную баночку, убирает в стол билеты.)
С е м е н е н к о. Того, того. Того самого. (Пригибаясь к Вале близко.) Смотри, Валька. Когда у бурундука его запас отнимут — два мешка орехов на зиму, — он, вот такой зверек весь, он ищет рогатину (показал два растопыренных пальца), найдет и вешается. Головку вставит — и конец. Чтобы это, чтобы не унижаться перед голодной смертью.
В а л я. А чего ты мне это рассказываешь? Чего?! (Кричит.) Нашелся пропагандист! К тебе, что ли?! У тебя жена есть!
С е м е н е н к о. А ты не доверяй первому встречному.
В а л я. Убери руки. (В окошко кассы.) Куда вам? Да я вам скажу, сколько стоит, скажите пункт остановки! «Заградительные ворота»? Четыре шестьдесят. Места только на палубе.
Басит приближающийся теплоход, доносится звучащая на нем музыка.
Надо выходить — музыка с «Толстого».
С е м е н е н к о. Помочь?
В а л я. Не надо. Я сама.
С е м е н е н к о. Ну а что тебе взять в буфете? Если побаловать. Колбаски, а? Сувенир.
В а л я. Да ничего мне не нужно, всего мне хватает. Выходи, мой хороший.
С е м е н е н к о. Ждать его, что ли, собралась?
В а л я (с вызовом). Всю жизнь.
Семененко стоит перед Валей. В а л я открывает дверь за его спиной и уходит. Затемнение.
Высокий борт теплохода, и по нему — огромные черные буквы: «Лев Толстой». Вдоль борта стоят Т а м а р а, М и х а й л о в н а, С е м е н е н к о, В а л я.
С е м е н е н к о (рядом с Валей, но обращается не только к ней). Вот говорят: человек нужен ей, она человека ищет, о нем мечтает, спит и видит. Не нужен ей человек — муж нужен. А если ты чужой муж, то ты и не человек. Ей свой мужик нужен! А все остальные… Кто он, что у него там внутри, как его, собственно, зовут — это ей абсолютно до фонаря. Женщины! Темный лес.
М и х а й л о в н а (Вале, но и не только ей). Я как замуж вышла, у меня — где мой Гриша, там и дом. В лесу — в лесу, в поле — в поле, в городе у нас — для меня одинаково. Была б моя воля, я б все время ездила. Новое место! Еще ничего о нем не знаешь, боишься за угол завернуть, а уж чувствуешь: пройдет день-два — и ты сам всех будешь знать, и тебя будут знать. Другой раз живет человек — хуже некуда, а переменить боится. Некоторые без толку ездят, это, конечно, маленько глупо…
Т а м а р а (Вале, и не только ей). Обрати внимание. Как парень с девушкой — разговаривают, смеются, общаются. Вот он ей что-то показывает на берегу. Ишь, какая счастливая, улыбается. А вон — сразу узнаю — муж с женой: смотрят в разные стороны, жуют только вместе супруги дорогие. Вот сюда идут: он впереди, она, конечно, позади, сумки тащит. До свадьбы обнимаются! Обжимаются! Пиджак она его на своих плечиках носит. Он ее сумочку в двести грамм таскает! А теперь — супружеская дистанция: впереди он выступает, как фон-барон, да еще — ду-ду-ду, ду-ду-ду через плечо, ум своей жене показывает. И у меня с Иваном то же самое. Ну почему такая антикультура? Не могу понять. Куда все девается?