— Нет, Хуана, едем дальше! — крикнула она в ответ, и капюшон на черном испанском плаще поднялся над ее головой, словно некий ореол с двумя рожками. — Мы никак не можем отменить этот визит!
Я не стала спорить и послушно ехала вслед за матушкой до самого монастыря Святого Гроба Господня. А ураган между тем становился все сильнее. Когда на дорогу внезапно выскочила пара кроликов, моя лошадь отпрянула и испуганно заржала. Я что было сил натянула поводья и едва удержала ее на месте, иначе лошадь наверняка бы понесло. Ехавшая впереди матушка обернулась и указала рукой на какое-то строение, стоявшее по левую сторону дороги.
Вдруг что-то больно ударило меня по голове, и по щеке побежала горячая струйка крови. Я так никогда и не узнала, что это было. Матушка потом говорила, что якобы летевшая по ветру ветка.
Лошадь в конце концов сбросила бы меня, если бы не внезапно возникший передо мной в вихре бури бородатый мужчина. Он схватил ее под уздцы, помог мне сойти и проводил в небольшую каменную сторожку. Матушка уже была там. Она говорила по-испански, выражая нашему спасителю горячую благодарность. Бородач подал ей влажный кусок ткани, и матушка вытерла кровь с моего лица.
— Рана небольшая, слава Деве Марии, — пробормотала она и приказала мне держать тряпку, плотно прижав к щеке.
— Далеко еще до монастыря? — спросила я.
— Мы уже на месте, в монастыре Святого Гроба Господня, а этот человек — привратник, — ответила она. — До главного входа всего несколько шагов.
Привратник проводил нас к длинному каменному зданию. Ветер был такой сильный, что я боялась, вдруг он подхватит меня и унесет, как ту сломанную ветку, которая расцарапала мне лицо. Привратник распахнул высокие деревянные двери. И сразу пошел обратно, сказав, что должен присмотреть за нашими лошадьми. Через секунду звякнул засов с той стороны.
Мы были заперты в Святом Гробе Господнем.
О жизни в обителях я знала мало. В Стаффордский замок иногда заходили странствующие монахи, которые свободно передвигались по всей стране. Прежде я не задумывалась о том, что такое монашеский затвор, уход от остального мира. Монахини, как и монахи, должны жить отдельно от мирян, чтобы спокойно молиться и постигать Священное Писание. Вот и все, что я знала об этом. Но в тот момент я вдруг подумала, что затвор бывает не только добровольным, но и по принуждению.
В квадратной комнате, где мы оказались, имелось всего одно высокое окно. В стекло его свирепо бились порывы ветра. В помещении стоял полумрак, поскольку не горело ни одной свечи. Не было здесь также ни мебели, ни гобеленов на стенах.
Впрочем, не совсем так: на одной стенке все-таки висел портрет какого-то человека в раме. Одет незнакомец был скромно, в простую монашескую сутану, поверх которой лежала длинная белая борода. Рука его опиралась на деревянный посох. По углам рама была украшена резьбой в виде веточек с листьями.
Матушка судорожно вздохнула и одной рукой сжала мне ладонь, а другую вытянула в ту сторону, откуда из дальнего полумрака комнаты к нам двигалась какая-то неясная фигура. Несколько секунд — и стало понятно, что это женщина. На ней были длинное черное одеяние и черная накидка, что делало ее почти неразличимой во мраке. Когда женщина подошла поближе, я увидела, что она довольно старая: на изборожденном морщинами лице сияли большие выцветшие бледно-голубые глаза.
— Меня зовут сестра Анна, — негромко представилась она. — Добро пожаловать к нам в монастырь Святого Гроба Господня.
Матушка же, напротив, заговорила громким, дрожащим, нервическим голосом, руки ее при этом постоянно двигались. Она стала объяснять, что нас ожидают. Что наше посещение заранее согласовано с сестрой Элизабет Бартон, что неожиданная буря весьма затруднила наше путешествие и я даже была слегка ранена, но тем не менее мы надеемся, что наша встреча состоится. Сестра Анна выслушала все это с невозмутимым спокойствием.
— С вами непременно пожелает поговорить настоятельница, — ответила она, повернулась и двинулась туда, откуда пришла.
Мы последовали за ней через длинный коридор, еще более темный, чем комната, в которой мы до этого находились. На вид сопровождавшей нас монахине было не меньше шестидесяти лет, но двигалась она легко и проворно, как юная девушка. В коридоре было три двери. Сестра Анна открыла крайнюю слева и жестом пригласила нас войти в темное пустое помещение.
— Но где же настоятельница? — нетерпеливо спросила матушка. — Я ведь сказала, сестра, что нас здесь ждут.
Сестра Анна, не отвечая, поклонилась и вышла. Матушка сжала губы, и я поняла, что она крайне недовольна тем, как нас здесь встречают.