А энтузиазма было хоть отбавляй! Блюхеру не давали прохода, а русский царь не мог выйти из отеля, где решил остановиться (несмотря на то, что для него подготовили апартаменты во дворце), без радостно преследующей его восхищённой толпы. Проводились великосветские рауты: балы, ужины, посещения оперы.
Настали лучшие времена для принца-регента, толпа не освистывала его, расходуя все силы на приветственные возгласы в адрес иностранных гостей. Каннинг путешествовал по северу страны и писал Россу:
Мир, которого мы так ждали и который теперь честь по чести наступил, в первые месяцы преподнёс нам столько сюрпризов, что остаётся замереть в ужасе от собственной глупости и недальновидности. Некоторые отрасли промышленности действительно спасены, но в других воцарился хаос. Вся торговля — кипящий котел: Европа с энтузиазмом приветствует наш экспорт, но взамен наводняет нас импортом. Некоторые неоперившиеся отрасли промышленности, что расцвели пышным цветом в отсутствие конкуренции, теперь подкошены холодными ветрами, день ото дня всё более жестокими. Даже более того, теперь мы вынуждены настаивать на тех реформах, которым до сих пор сопротивлялись.
Однако Каннинга всё больше и больше тревожило ухудшающееся здоровье юного Джорджа, его старшего сына.
Дуайт Энис тоже подорвал здоровье — к ярости Кэролайн, он слишком часто посещал кишащий болезнями район Гернси, где подцепил лихорадку, от которой не мог избавиться. Она исчезала и появлялась снова с удручающей регулярностью. Пару раз Дуайт принял лекарство, изготовленное его помощником Клотуорти, но других докторов к себе не подпускал. Он практиковал голодную диету, прописал сам себе перуанскую хину и опиум и продолжал работать в деревнях как ни в чём не бывало.
Так что пока все разговоры о поездке на несколько недель в Париж были отложены. Позже Дуайт узнал, что Дэви с компанией, пережив крах Наполеона, покинули Париж и переехали в Овернь, а затем направились во Флоренцию.
— Париж особенно хорош в осеннее время! — заявил Росс с авторитетом человека, который никогда там не был. — Тогда и поедем!
Тем временем, великая пиренейская армия, созданная Муром и Веллингтоном и превратившаяся в лучшую армию в мире, вошла в Бордо, слёзно попрощалась с португальскими дивизиями, чьим парадом в последний раз командовал Веллингтон, и рассталась с ними навсегда. На следующий день после парада майор Джеффри Чарльз Полдарк отправился к командиру и сказал, что подаёт в отставку.
Полковник Уильям Нейпир с минуту смотрел на него исподлобья, прежде чем дать ответ.
— Правильно ли я расслышал?
— Да, сэр.
— И на каком же основании вы пришли к такому ошибочному решению?
— Война окончена, сэр. Полагаю, настало время вернуться к обычной жизни. Надеюсь, что смогу продать свой чин...
— Вы профессиональный военный, Полдарк, а не временный служащий.
— Армия была моей жизнью с шестнадцати лет. Но я недавно женился, моя жена ждёт ребенка. Я владею небольшим поместьем в Корнуолле, которое требует моего внимания.
— И вам есть на что жить?
— Благодаря приданому жены — да, сэр.
Нейпир встал и прихрамывая подошёл к окну. Он был худым, бледным молодым человеком и сам недавно женился.
— Война ещё не окончена, Полдарк. Возможно, война в той или иной форме никогда не закончится для страны вроде нашей, колониальной империи.
— Полагаю, приказов у нас пока нет, сэр?
— Мы отправляемся в Плимут, когда будет транспорт. Ну, а после...
— Признаюсь, у меня нет никакого желания воевать в Америке, — сказал Джеффри Чарльз. — В этой дурной мелкой ссоре нет никакого смысла, не считая будущего Канады.
Нейпир обернулся.
— Сколько вам лет, Полдарк?
— В октябре исполнится тридцать.
— Я на год моложе. Сколько раз были ранены?
— Четыре.
— А я — семь. Хоть в этом я вас превзошёл.
Они улыбнулись друг другу.
— Придётся, конечно, утрясти это с герцогом и командованием в Лондоне.
— Разумеется.
— Вероятно, это им не понравится.
— Так точно, сэр.
— В самом начале счастливого брака курс, которому вы собираетесь следовать, кажется очень привлекательным. Через год-два всё может измениться. А не поступить ли вам противоположным образом?