— Да, успеваю.
— Я приехал и увидел, насколько они счастливы и рады рождению ребёнка. Морвенне, как сказал Дрейк, всё всёещё снятся кошмары, которые на неделю выбивают её из колеи, и тогда она не выносит его прикосновений. Но кошмары снятся всё реже; и всё равно в промежутках между кошмарами, как сказал Дрейк, между ними мир и любовь.
Свиньи копались в грязи у хибары с соломенной крышей, пьяно покосившейся в сторону треугольного поля, где работали женщина и трое детей.
— Красиво, — сказала Амадора.
Джеффри Чарльз рассмеялся.
— Это как посмотреть. Вон там два дома, видишь, один из них развалился. Ты ведь понимаешь слово «живописный»?
— Ну конечно. Живописный. И красивый тоже.
Услышав голоса, женщина с детьми прекратили работу и уставились на них. Джеффри Чарльз поднял руку в приветственном жесте, но никто не помахал в ответ.
Вскоре они выехали на пустынную местность, где совершенно отсутствовала растительность и всё было отдано под нужды горняков. Стояло несколько жалких хибар; полуголые ребятишки ковырялись в пустой породе, выброшенной при выемке грунта; заросший илом водоём источал зловоние, к которому примешивался запах серы и дыма, пока всё не разгонит ветер. Туда-сюда сновали шахтёры и погонщики мулов в рабочей одежде; тощие и бледные дети постарше трудились в цехах по обогащению руды, просеивая олово и стоя босиком в воде. Казалось, все либо рыли землю, либо только что закончили рыть. Кое-где виднелись ямы, частично заполненные водой. В раскопах размером не глубже могилы мелькали заступы, а иногда и фетровые шляпы. Семь или восемь доменных печей чадили, многие были заброшены, а от некоторых остались лишь развалины.
— А это что такое? — спросила Амадора, указывая на разбросанные повсюду круглые будки, крытые соломой.
— Это подъёмные устройства.
— Устройства? Что за устройства?
— Приводы. Они крепятся к лебёдке, которая опускает ведро в ствол шахты. Ведро поднимает как воду, так и руду.
Амадора придержала лошадь и посмотрела сначала на будку, затем перевела взгляд на двух мулов, выполняющих роль тягловой силы, которые медленно и непрерывно двигались вокруг строения. На одном муле сидел проказливый мальчишка и подгонял обоих палкой. Он сделал неприличный жест в сторону глазеющих на него хорошо одетых людей.
Они продолжили путь верхом.
— Не расстраивайся, — подбодрил жену Джеффри Чарльз, — так не везде.
— Небо уже проясняется, — сказала Амадора, — вон, смотри.
Скользящий покров облаков уже отступал с горизонта, открывая полоску яркого света.
— Нам надо поскорее с ними увидеться, — вдруг сказал Джеффри Чарльз.
— С кем?
— С Дрейком и Морвенной. Мне следует пригласить их в Тренвит. Или можно самим к ним съездить.
— Это далеко?
— Тридцать миль. Может, чуть меньше. Но по пути придётся где-нибудь заночевать.
Они спустились в долину, где вновь взору предстали деревья, а птицы щебетали в зарослях; и доехали до красивого дома, стоящего на некотором расстоянии от отвалов породы.
— Здесь живет Томас Уилсон, — указал Джеффри Чарльз. — Он хозяин земли, а значит, снимает сливки с добычи на шахтах, мимо которых мы проехали.
— Сливки? Молоко? Не понимаю. Сливки — их ведь едят, верно?
— Да, сливки едят. Но в нашей стране существует и другое значение этого слова. Оно означает долю прибыли. Её часть. Хозяин земли получает прибыль — примерно одну девятую — от стоимости добытой руды.
— Значит, он богач?
— Если шахта процветает, то да.
— А в твоём доме в Тренвите нет такой прибыли?
— Однажды была. Полдарки владели значительной долей шахты под названием Грамблер, но двадцать с лишним лет тому назад она потерпела крах; и поэтому мы обеднели.
— Но ты же можешь открыть другие шахты, как твой кузен, капитан Полдарк? Разве он не открывает всё новые и новые шахты?
— Он испробовал с тремя, и повезло ему с двумя. К несчастью, на территории Тренвита у нас была только шахта Грамблер, и уйдет целое состояние, чтобы откачать оттуда воду, то есть осушить. Поскольку речь идёт о сырой шахте, то в первую очередь нужно откачать воду. Новые работы в окрестностях к успеху так и не привели; хотя была пара попыток. Мой отец стал игроком, чтобы возместить потери, и надеялся обнаружить новые жилы; но увы, он только ещё глубже погряз в долгах.