— Он это знает, — сказала Демельза. — Мне кажется, что если он ещё горюет по Клоуэнс, то покажет это скорее излишним рвением в работе, чем пренебрежением.
— Прежде он всегда был человеком добросовестным.
— Думаю, вскоре опять таким станет.
— Посмотрим, появится ли он сегодня. У меня мало времени, чтобы найти замену.
Демельза неосторожно дернулась.
— Ой, моя голова!
— Почему бы тебе не поспать всё утро? Все привыкли к твоим мигреням.
— Но это не мигрень, Росс. Нет, когда придёт время вставать, я приму порошок.
— Странный у тебя был сон. Мое благополучие и радость зависят от тебя, но при чём здесь эти мрачные и унылые мысли?
— Может быть, я меняюсь, может, меня меняет жизнь.
После порошка ей стало лучше, и рано утром Демельза чувствовала себя неплохо, хотя они с Россом настороженно относились друг к другу. Но перед завтраком она вытащила из кармана предмет из серебряного сплава.
— Что это, Росс? Печать? Тебе она знакома?
Росс взял предмет и нахмурился, подозревая, что она снова пытается отвлечь его внимание.
— Да, — неохотно выдавил он. — Это скорпион. Печать банка Уорлеггана. Где ты её взяла?
— Подобрала на дороге. У мастерской Пэлли.
— Наверное, кто-то из его служащих обронил по пути на Уил-Спинстер. Хотя почему... Ты так далеко вчера ходила? — подозрительно спросил он. — Я думал, вы с Беллой ходили купаться.
— Да, туда я тоже ходила.
Росс оглядел её, но не заметил ничего необычного, кроме здоровой бледности. Демельза никогда не была румяной, она цвела только изнутри.
— Сегодня мне нужно встретиться с Фрэнсисом Данстанвиллем в Техиди. Хочу получить больше сведений об олове, которое сейчас добывают на Долкоуте и Кукс-Китчен. Но в Лондон я уеду только через две недели. Могу послать Джона с извинениями и перенести встречу на другой день.
— С какой стати? Из-за встречи с Беном?
— Нет, разумеется. Я не уеду до десяти. Но я подумал, что так лучше, раз ты нездорова.
— Я вполне здорова, благодарю.
— Вполне?
— Вполне.
— Но подавлена.
— Недостаточно подавлена, чтобы встретить тебя в том же состоянии, как и вчера вечером, если ты об этом.
— Я не сказал, что так подумал.
— Можешь запереть портвейн, если хочешь, — резко бросила она. — Могу отдать тебе ключ с моей связки.
— Надеюсь, мне никогда не придётся этого делать.
— Тогда поезжай. Нет причин менять планы. В котором часу ты вернёшься?
— Около семи.
Белла и Гарри уже поели, так что завтракали супруги тихо и почти молча. Под конец Демельза сказала:
— Я тут размышляла о Джереми.
— А ты разве когда-нибудь прекращала о нём думать?
— Нет. Я размышляла о том, во сколько нам обходятся его полковые расходы.
— Крохи, — ответил Росс. — Я купил ему кое-что, но у него достаточно и собственных денег. Это меня удивило и порадовало. Полагаю, он накопил с той мелочи, что мы ему давали, плюс дивиденды с Уил-Лежер.
— А после этого?
— После этого он ничего у меня не просил, и я решил, что ему хватает жалования. А теперь шахта приносит хороший доход, и у него не будет никаких проблем.
— Ты не спросил, как он справляется?
— Нет, не хотелось вмешиваться. А что? Ты о нем беспокоишься? Ты получила от него письмо вчера?
— Нет! У меня нет от него вестей! Я просто задала вопрос.
— Что ж, думаю, ему хочется самому устроить свою жизнь. Ты же знаешь, Джереми — тёмная лошадка, как бы мы его ни любили. Не так давно ты сама это сказала.
— Да... Я знаю.
Вошла Джейн Гимлетт.
— Бен Картер пришёл, сэр, если не возражаете.
— Скажи ему, что я буду через минуту. — Росс встал. — Ты точно уверена, что я тебе сегодня не нужен?
— Полностью.
Он поколебался ещё с мгновение.
— Надеюсь, я не сделал ничего такого, что привело к твоему вчерашнему поступку?
— Разумеется, нет!
— Но ты напряжена в разговоре со мной.
— Только потому что меня мучают свои мысли.
После ухода Росса Демельза провела спокойное утро, пестуя головную боль и тошноту, и подготовилась к дальнейшему. Пусть сегодня она была не в лучшей форме, но кое-что не могло ждать.
Даже выйти из дома казалось трудной задачей, пришлось изобретать предлог. Демельза знала — такова её главная слабость, она не способна просто сказать, что уходит. Она вспомнила случай, когда Джереми было восемь, она накинула плащ, а он спросил: «Ты куда, мама?», и она ответила: «Никуда». Тогда он немедленно спросил: «Можно мне с тобой?»