Вскоре миссис Поуп замолчала. Посмотрела на арфу, села на низкий стульчик и тронула пальцами струны, но так тихо, что за дверью никто не услышал.
— Кейт, — спросила она, — вчера вечером ты ведь пришла первой, когда с мистером Поупом случился сердечный приступ?
Святой Моисей, ну вот и началось!
— Да, мэм.
— Я благодарна тебе за помощь. Моего дорогого супруга сразило так внезапно, что я чуть не упала в обморок, увидев его на полу.
— Да, мэм. Для вас это стало ужасным потрясением.
— А случайно, — согласилась миссис Поуп, глядя по-кошачьи, — в той суматохе ты не вообразила то, чего нет на самом деле?
Кэти уставилась в одну точку и засопела, изо всех сил сопротивляясь желанию утереть нос тыльной стороной ладони.
— Точно не могу сказать, мэм. Ничего не знаю об этом, мэм.
Селина Поуп с серьёзным видом неторопливо кивнула, подтверждая это признание в смятении.
— Именно так. В такие моменты часто может привидеться невесть что...
Кэти сказала:
— Ну, мэм, я видела только...
— Хватит, — перебила миссис Поуп. — Всё, что, по-твоему, ты видела, к делу не относится. Как я сказала, в минуты потрясения можно вообразить всякое, чего и в помине нет на белом свете.
— Правда, мэм? Не знаю, мэм. Для таких, как я...
— Меня волнует только одно: рассказывала ли ты кому-нибудь свои байки.
Кэти уставилась на неё.
— А?
Миссис Поуп повторила вопрос.
Кэти пыталась запихнуть выбившуюся прядь обратно под чепчик.
— Байки? Выдумки, мэм? О нет, мэм. Я не рассказывала никаких баек.
Она снова принялась теребить волосы.
— Оставь в покое чепец.
— Да, мэм. Вчера вечером, когда доктор Энис уходил, он спросил...
— Что? Что насчёт доктора Эниса?
— Насчёт сердечного приступа, и он не мог понять, почему мистер Поуп лежал в таком положении.
— И что ты ответила?
— Ничего, мэм. Негоже мне говорить чего-то.
Из-под пальцев миссис Поуп зазвучали переливы арфы. Знает она этих корнуольских девчонок, которые вывернутся из любой ситуации. Но Кэти простушка, не в том смысле, что туповата, но доверчива, малограмотна и наивна. Похоже, у неё совсем мало друзей. Немного притворства и женской хитрости ей бы не помешало. Маловероятно, что сейчас она притворяется.
— Кейт, помнишь, как в прошлом году ты разбила японский чайник?
— О да, мэм. Разве такое забудешь!
— Мистер Поуп страшно рассердился и расстроился из-за такой потери. А помнишь те две стаффордширские тарелки с золотой каймой, которые ты разбила в январе?
Кэти понурила голову.
— Да, мэм.
— Когда это случилось, мистер Поуп был готов тебя уволить, решил, что всей нашей фарфоровой посуде грозит опасность.
— Вы удержали их стоимость из моего жалованья, мэм. Придётся до ноября расплачиваться.
— Возможно. Но полагаю, ты бы хотела остаться горничной.
— О да, мэм! Даже не представляю, что буду делать, куда пойду, если вы меня выгоните!
— Что ж... теперь я овдовела и могу сократить число прислуги. Пока рано, но потом я начну думать об этом. Мне ничего не остаётся, как жить менее роскошно.
Миссис Поуп замолчала, чтобы до Кэти дошел смысл сказанного. Разговор ужасно неприятный, но пока складывался удачно.
— Все, что случилось вчера, — решилась на откровенность миссис Поуп, — что случилось, или что ты там надумала, привиделось только тебе. Больше никто не видел, Кейт. Никто, кроме тебя. Тебе понятно?
— О да, мэм!
— Само собой, мне бы хотелось, чтобы случившееся между мной и мужем осталось в тайне. Я не желаю, чтобы деревенские бабки бешено ухватились за пустые слухи. Стало быть, если поползут сплетни, то кто окажется их виновником?
— А? — Кэти нахмурилась, пытаясь разрешить в уме столь трудную задачку на тему этики и логики.
— Кто окажется виновным? — повторила Селина, теряя терпение. — Ты, конечно же! А кто же ещё? Только ты.
— Но мэм, я и словом не обмолвилась! Ни разу! Ничего не сказала! Это какой-то другой чокнутый открыл рот, говорю же. С чего бы мне...
— Я не сказала, что пошли слухи! И пока ещё никого не обвинила в распространении небылиц! Я лишь пытаюсь тебе объяснить, что если расползутся какие-нибудь россказни, то виновата в этом будешь только ты. — Миссис Поуп поспешила поправиться: — Потому что только ты могла неверно истолковать случившееся вчера. Кроме тебя некому, потому что только ты была там. Тебе ясно? Значит, если пойдут лживые слухи и болтовня, то я сразу пойму, что это ты, поняла?
В глазах Кэти блеснули слёзы.
— Я ничего не сказала, мэм. Богом клянусь, ни одной живой душе не обмолвилась. Я знаю, что была там, но никому про это не сказала.