— Эндрю, я сдержу обещание, но...
Он взобрался на коня, который покачнулся под его весом.
— Ты напишешь? — спросила Клоуэнс. — Напиши, если получится. Мы с нетерпением будем ждать вестей.
— Если получится, — ответил Эндрю. — Мы можем зайти в какой-нибудь порт между Сент-Мэри и Генуей только в случае крайней необходимости... Но я постараюсь. Кстати, знаешь, как зовётся мое новое судно? А ну-ка, угадай с двух попыток.
— Ну что ты. Откуда же мне знать?
— Стивен назвал судно «Леди Клоуэнс».
Эндрю снял шляпу, вонзил шпоры в коня, и тот зацокал по дороге.
Оглядываясь назад, Джереми так и не понял, в какой момент вечер пошёл под откос.
Сначала, оправившись от неприятного сюрприза — Валентина, каким-то образом присоединившегося к компании Тревэнионов — он восхищался всем, что касалось Кьюби: её внешним видом, изысканной гордостью и знаками внимания по отношению к нему, лёгкостью и изяществом, с которыми она познакомилась с его родителями. Кьюби разделила его веселье и танцевала с ним, согласившись даже повальсировать, и это оказалось просто великолепно. Вспоминая их непостоянные, прерывающиеся отношения, длившиеся уже два с половиной года, Джереми с грустью признавал, что, за исключением короткой встречи год назад на скачках, он никогда не оказывался так близко. И пока они танцевали, он просто наслаждался этим: её губами, улыбкой, близостью, её волосами, щекочущими его лицо, надушенными фиолетовыми перчатками, округлыми плечами, изгибом щеки, тёмными длинными ресницами, снова улыбкой, губами...
Другим удовольствием оказалось наблюдать за Валентином, который танцевал с миссис Поуп и, что неудивительно для такого бабника, откровенно волочился за ней. Но после ещё пары танцев, он целенаправленно подошёл к Кьюби и не отпускал от себя уже до конца вечера. И хотя всё выглядело так, будто он выполняет отцовский приказ, легче от этого не становилось. Это так на него похоже — на них обоих. Понятно, что для Валентина не существовало никаких препятствий — он не пропускал ни одной хорошенькой женщины, и потому неудивительно, что этим вечером он не стал лишать себя удовольствия провести время с Кьюби. Горько становилось от того, что Кьюби держалась с Валентином так же оживлённо и изящно, как с Джереми.
Джереми, в свою очередь, оказался в паре с миссис Селиной Поуп.
Они танцевали контрданс, и в зале было множество других красивых девушек. Включая Дейзи Келлоу, чья внешность несколько потускнела, словно от предчувствия, что её шансы выйти за Джереми всё уменьшаются. А ещё Давида Тренеглос, вторая дочь Джона и Рут, родившаяся после сложного ребёнка Агнеты — она расцвела внезапно, её рыжие волосы и персиковая кожа представляли собой довольно редкое сочетание. И его сестра Клоуэнс, златокудрая и очаровательная — не для него, разумеется, она просто олицетворяла девушек всего мира, за которыми он мог бы ухаживать и полюбить. И маленькая шалунья Белла, танцующая наравне со всеми. И высокая, статная Кэролайн Энис, и его собственная очаровательная мать. Но все они ничего не значили для него, потому что та самая единственная девушка вряд ли будет принадлежать ему.
Джереми смотрел, как Кьюби и Валентин идут в сторону большой гостиной: они смеялись, шутили и вообще явно спелись, почти как супруги. Не только на этот вечер, но на всю жизнь. Так уж предопределено. Таков уж финансово и юридически скреплённый договор между сэром Джорджем Уорлегганом и майором Джоном Тревэнионом. Всё подписано. Всё решено.
Джереми извинился и вышел в сад. Его настроение не улучшилось, когда он обнаружил Хорри Тренеглоса, обнимающего Летицию Поуп, и ещё одну незнакомую парочку. И потому он не застал перепалку между Валентином и Джеффри Чарльзом.
Лишь несколько человек подметили некоторую суровость на лице Джеффри Чарльза, когда в конце танца тот попросил Валентина о разговоре наедине.
Они отошли в гостиную, где Морвенна встретилась со своим сыном.
В начале вечера произошел небольшой инцидент, когда Амадора, впервые встретившаяся с Валентином, оказалась оскорблена и напугана его развязностью. По правде говоря, Амадора, рождённая в семье испанских идальго и воспитанная в монастыре, находила английское, а уж тем более корнуольское общество неотёсанным и грубым. Все шумели, держались слишком открыто и в кое-каких мелочах вели себя нелюбезно, вопреки тем правилам, которым её обучали. Но она так восхищалась другими качествами англичан и так любила Джеффри Чарльза, что отнеслась к происходящему спокойно. Переезжая в другую страну, никогда не ожидаешь, что там всё будет в точности как на родине. Она восприняла это как вызов.