Неожиданно ей в голову пришла какая-то мысль. Она подавила в себе рыдания, отстранилась, глядя на меня огромными глазами. Сказала твердо:
- Хорошо! Если ты не можешь быть здесь со мной, пусть так! Тогда я полечу с тобой туда!.. Ведь это возможно?
Ее молящие глаза впились в меня. Заметив мою нерешительность, она заговорила снова:
- Ну, хорошо, если нельзя сразу, я прилечу к тебе после, через какое-то время... через год, два. Можно? Я готова ждать сколько угодно, лишь бы быть с тобой! Максим! Скажи же что-нибудь! Не молчи!
- Подумай, Юли, - голос мой срывался от волнения, было трудно дышать, - подумай, ведь самое страшное ждет тебя завтра... Очень скоро о случившемся со мной узнает весь Город... да что там Город, - вся Земля! Мой поступок... мою преступную ошибку вынесут на всеобщее обсуждение, и меня осудят... не могут не осудить! Такое нельзя прощать никому! И тогда осуждение людей падет и на тебя. Твои же подруги спросят тебя, как ты можешь быть рядом с таким человеком? Как ты можешь любить преступника, принесшего в жертву своим амбициям жизни трех товарищей?.. И что ты ответишь им тогда?
- Нет! Не говори так! - Юли затрясла головой. - Ты не мог поступить подло! Все было совсем не так!
- Откуда ты можешь знать это? Ты не была там и ничего не видела. Все было именно так!
- Нет! - Она сделала отчаянно протестующий жест рукой. - Я могу ошибаться умом, но не сердцем, Максим, только не сердцем! Вот, слышишь, как оно бьется? - схватила мою руку и приложила ее к своей груди, где отчаянно колотилось ее сердце. - Пусть тебя осудят, но ведь не все же! Ты мог ошибаться. Ты не бог, ты человек! Нельзя же быть такими жестокими к людям за их ошибки. Верь мне, многие сумеют понять тебя и простить, как я... А иначе, где же тогда та хваленая справедливость, о которой нам всем говорят с детства?!
Она посмотрела на меня с почти безнадежным отчаянием.
- Любовь ослепляет тебя, - сказал я, ласково проводя ладонью по ее щеке, - и ты не можешь понять одного, - ошибка, которую я совершил, стоила трех человеческих жизней! Я нарушил Высший Закон нашего общества, - я лишил людей жизни! Никому не дано такого права. Мы можем только дарить ее. И я должен быть наказан за это злодеяние!
- Но это же не справедливо! Как можно ценить одну жизнь, одновременно отнимая другую?
- Не будем больше об этом! - прервал я ее. - Это изгнание будет лишь ничтожной долей искупления моей вины. И если ты действительно не хочешь видеть меня подлецом, тогда не препятствуй мне... Если я останусь на Земле, я никогда не прощу себе этого... но и тебе тоже!
Я замолчал. Юли сидела рядом на постели, сникнув всем телом. Она перестала плакать, и лишь время от времени вздрагивала всем телом. Наконец, она подняла ко мне бледное лицо. Попросила совсем тихо:
- Не прогоняй меня сейчас, пожалуйста...
Я взглянул в ее доверчивые глаза и через минуту позабыл обо всем на свете, поддавшись их влекущей, завораживающей силе...
* * *
Серая дрожащая мгла окружала нас зыбкой стеной, и весь остальной мир был где-то далеко-далеко, за пределами этой призрачной границы. Я лежал, не шевелясь. Впечатление было такое, будто меня погрузили в мутную серую воду, в которой все связи и ощущения прежнего мира утратили всякий смысл. Только совсем глубоко во мне еще гулко билось сердце - крохотный мостик между реальностью и небытием... А что если и он оборвется, и уже не будет никакого возврата в прежний мир? Разделяющая нас пропасть станет столь огромна, что моя жизнь в сравнении с ней окажется вспыхнувшей, и погасшей на ветру искрой. Ничего больше не останется: ни света, ни звуков, ни прежних ощущений, - только эта бесконечная, без форм и очертаний, мгла, будет заполнять меня...
Мне стало жутко от этих мыслей. Захотелось кричать, звать на помощь, но язык точно высох во рту, и вместо него был какой-то отвратительный колючий комок. Я почувствовал, что задыхаюсь. "Уж не сон ли это?" - мелькнула мысль, и тут же серую пелену пронзил ослепительный луч солнца, озарил сумрак радостным светом, за ним второй, третий... Острые стрелы света вонзались в серую медузу, раскинувшую над нами свои щупальца, и она дрогнула, испуганно метнулась в дальние уголки комнаты. Уже не было прежнего холодного мрака, не было страха. Отблески солнечных лучей заиграли ослепительными искрами в глубине хрустального шара, висевшего на потолке, поплыли оранжевыми волнами по его поверхности.
Я взглянул на Юли. Она лежала на боку, спиной ко мне. Волосы ее разметались по подушке, и в них вспыхивали крохотные искорки, точно звезды, загорались на ночном небе. Я осторожно склонился к ней и коснулся их губами, затем поцеловал ее горячее гладкое плечо, шею, там, где она переходила в плечо. Она не проснулась, не почувствовала моих прикосновений. Чуть припухшие губы ее слабо улыбались во сне. Наверное, ей снилось что-то хорошее. Плотно смеженные ресницы едва вздрагивали, а под глазами проступали почти не заметные лиловые тени. На лице ее было столько радостного блаженства и восторга, что я невольно тоже улыбнулся, наблюдая за ней. Сон ее был безмятежен и тих, как сон ребенка.