- Но откуда Зениц мог знать об этом обычае? - удивился я, недоуменно взглянув на Влада Стива.
- Вспомни, ведь Зениц, со слов знавших его людей, был увлечен поисками Шамбалы, отысканием дороги в эту чудесную страну. Он искренне верил в ее реальное существование. Значит, ему было известно и о Чинтамани, и о "конях счастья". Наверное, он часто бывал в горах и мог встретить там кого-то, кто так искалечил всю его жизнь.
- Но кого?
- Думаю, я знаю ответ на этот вопрос, но об этом чуть позже, - вкрадчиво улыбнулся Стив. - Сейчас я хочу, чтобы вы до конца уяснили для себя корни этой истории, поняли ее истоки. Это поможет вам в дальнейшем принимать правильные решения. Так вот, упоминания о священном камне встречаются и в преданиях древней европейской культуры. Эти предания очень схожи с легендами о Чинтамани. Существовало даже религиозное течение, проповедовавшее победу в будущем всеобщего Добра, наступление века Сатиа - века истины, века Мантрейи, как называли его древние индусы. Приверженцы этого течения именовали себя тамплейзами. Опираясь на идейное учение - манихейство - они считали себя хранителями древней святыни - блистающего камня Грааля - и глубоко верили в то, что легендарное сокровище неминуемо покинет своих хранителей, если они захотят утвердить свою власть над другими народами. Они верили, что Сокровище Мира суждено только тем, кто откажется от корысти и алчных замыслов, и отдаст себя борьбе за счастье всего человечества. В этом они были во многом близки к нашему представлению о предназначении человека.
Образ священного камня - чаши огня - разносимого по Земле "конями счастья" или отважными рыцарями, проходит сквозь различные древние культуры, озаряя их светом прекрасных легенд. И всегда люди видели в этом камне образ высшей Любви - всепоглощающей любви к людям.
- Чаша огня... - задумчиво повторила Тосико. - Как это точно и поэтично подметили наши предки! По сути, ведь все человечество прошло сквозь огненное перерождение и обновление через огонь самоотверженной отдачи себя на общее благо.
- И не только человечество в целом, - заметил Влад Стив. - Прежде всего, этот огонь переплавил души каждого из нас, сделав их чище и добрее. И этот процесс еще далеко не завершен! Но мы отвлеклись от главного. Изучая материалы дела, и пытаясь построить собственную версию, я задался вопросом: почему местом трагедии стало именно Монастырское ущелье? И тогда я обратил внимание на то, где произошли события, рассматриваемые нами, на географическое и историческое положение этого района. Ведь когда-то здесь существовала величайшая и могущественная цивилизация, одна из древнейших человеческих цивилизаций в послепотопной истории. Вы, конечно, прекрасно знаете об этом, но я не боюсь повториться. Эта тема заслуживает того. Уже одно то обстоятельство, что культура эта создала столь замечательные духовные и материальные ценности, и просуществовала три с лишним тысячелетия, наделяет ее большой притягательной силой. Во все времена ученых поражала способность этой цивилизации принимать в свое лоно чуждые культуры, не теряя при этом своего своеобразия. И, конечно же, неотъемлемой частью этой культуры были Гималаи. Они всегда служили прибежищем величайших аскетов и философов прошлого. Там рождались и умирали идеи о всеобщем братстве и духовной чистоте человека. Вот почему среди снежных вершин было так много индусских храмов и буддийских монастырей. Многие из них и сейчас еще сохранились ниже по течению Инда, Ганга, Ямуна, Гхагхара и других рек. Мы сохраняем их так же бережно, как и величайшие памятники древней культуры такие, как храмовые ансамбли Мохенджодаро, Аджанты, Кхаджурахо и Ориссы, как знаменитый Тадж-Махал. Но, кроме этих, широко известных творений человеческих рук, в горах Гималай и Малого Тибета в прежние времена, существовало множество безвестных, ни чем не примечательных, монастырей, укрытых от глаз в недоступных ущельях и на горных склонах сказочной Лунной Страны. Сюда люди стремились в поисках одиночества и единения с горными вершинами - обителью богов. Чарующий мир гор возносил человеческие души на высшую ступень духовного совершенства, очищая их от суетности и недостойных помыслов. Зачастую несколько десятков, а то и сотен мужчин-монахов запирали себя в стенах монастыря, сознательно идя на полную изоляцию от внешнего мира.