Статуя в последний раз дрогнула и остановилась на месте, как вкопанная. Мы с облегчением перевели дух и взволнованно переглянулись. Первым решился я. Взявшись за медное кольцо, дернул створку двери от себя, но она даже не шелохнулась. Похоже, где-то был замок или защелка, запиравшая дверь, но ее нигде не было видно. Что же делать? Можно выбить ее боевым излучением, но за дверью могли находиться люди, и рисковать было нельзя. Я посмотрел на Ахмеда. Он понял меня без слов. Дверь мы вышибли с третьего удара. Медные петли надрывно застонали и упали в темноту вместе с разбитыми створками. В лицо нам плеснула душная волна холодного мрака. Мы включили свои фонари и остолбенели от неожиданности.
На неровных каменных стенах и низком потолке тесной пещеры замерцали натеки, образовывавшие фантастические сплетения и узоры. Из этих сплетений в колеблющемся свете наших фонарей складывались какие-то темные лики - то ли забытых богов, то ли людей, ушедших в небытие тысячелетия тому назад. Какие-то неясные тени скользили по своду пещеры, по узорам натеков. Я не сразу понял, что эти тени принадлежат людям, находившимся в пещере. Ахмед принес светильник и высоко поднял его над головой, пытаясь осветить большее пространство, но едва не выронил его из рук.
Из темноты на нас взглянуло бледное женское лицо, такое худое и болезненное, что кожа на скулах казалась серой. Огромные, похожие на колодцы черной воды, глаза испуганно застыли на мне. Я остолбенел и попятился. Видение длилось не больше минуты, затем женщина отшатнулась назад, растворяясь во мраке. Но глаза уже привыкли к сумраку и начали различать в глубине пещеры полунагие тела, лежавшие на каких-то свалявшихся шкурах, разбросанных на каменном полу. Я направил луч света туда и отчетливо увидел всех, кто здесь находился. Измученные бледные лица, тонкие руки, худые остро торчащие плечи - всего здесь было около двадцати женщин. Словно дикие звери, они шарахались от света, стараясь спрятаться в дальних уголках пещеры, где сгущалась темнота.
Вдруг в этой темноте пронзительно громко закричал ребенок. Я содрогнулся от неожиданности. И тут же в другом конце подземелья раздались чьи-то надрывные рыдания. Я почувствовал, как Тосико сдавила мою руку, но не обратил на это внимания, потому что меня жгли десятки глаз полных страха и отчаяния, слепо смотревших на нас из темноты.
Святое небо! Неужели это женщины Трудового Братства - гордые, независимые, красивые и свободные?! Что нужно было перенести, какие страдания и боль, чтобы превратиться в этих затравленных и бессильных существ?.. Я посмотрел на Тосико, ища у нее поддержки, и не узнал свою старую подругу. Лицо ее превратилось в неподвижную, застывшую маску. Она была бледна, как полотно, а губы закушены до крови. Она была в шоке, впрочем, как и мы с Ахмедом.
- Сестры! - выдавил я из себя, с трудом ворочая непослушным языком, и запнулся.
В свете фонаря, за спиной одной из женщин, появился темнолицый ребенок - маленький чумазый зверек, с большими, как у ночной птицы, глазами. Я почувствовал, как неприятный холодок пробегает по моей спине. Пожалуй, это было самым сильным потрясением за последние часы. Ребенок вцепился маленькими ручками в длинные, нечесаные волосы женщины, и стал еще больше похож на маленького проворного зверька. А в глазах его матери метались страх, отчаяние и ненависть.
Все! Я был не в силах больше смотреть на это!
- Сестры! - окрепшим голосом произнес я. - Не бойтесь. Мы пришли спасти вас!
Последовало долгое молчание, после чего, разрывая мучительно-тревожную тишину, заглушая страх и сомнения, раздался чей-то надломленный крик:
- Боже мой! Девочки! Ведь это наши!
И в ту же секунду, словно, могучий поток, неудержимо вырвался наружу из десятков истерзанных душ радостно-ликующий возглас: "Наши!!!" Захлебываясь рыданиями, они бросились к нам, уже не стесняясь своего вида, забыв обо всем на свете. Ошеломленный, растерянный, с навертывающимися на глаза слезами, я неуверенно обнял дрожащее худое тело одной из них, кинувшейся мне на грудь, и тут же десяток рук протянулись ко мне, и перед глазами замелькали залитые слезами радости лица. Я почувствовал, как мои ноги становятся ватными. Увидел, как плачет Тосико: не стесняясь, не скрывая слез, как бледен, растерян и взволнован Ахмед Кади, пытающийся успокоить обступивших его женщин.
- Родные!.. Милые!.. Наконец-то!.. Родные!.. Неужели это все?.. - неслось со всех сторон. Женщины наперебой пытались выразить свои чувства, но слова снова тонули в рыданиях. Да и могли ли все слова в мире выразить их радость, то облегчение и счастье, которое они испытали при встрече с нами? Сейчас я понял, что ради этого момента стоило рисковать своей жизнью, проникая сюда, за запретную границу вечных снегов. И нет большей награды для нас, чем эта безграничная радость освобождения, озарившая их лица живым светом надежды, словно дыхание весны коснулось холодных снеговых вершин.