— Я не пойду, Август.
— Не дури, слышишь? Ты хочешь осрамить меня перед такими людьми?!
Она решительно повернулась, пошла назад. Он схватил ее за руку. Преградил путь.
— Не смей уходить. Если ты уйдешь, я застрелюсь. Сейчас же. У тебя на глазах.
Она молча глядела на него.
— Где ты возьмешь пистолет?
— Ты сомневаешься? Возьму у Путинцева. Ну пойдем, слышишь? Умоляю тебя. Мы очень славно посидим. Вот увидишь.
— Хорошо. Только ради тебя.
— Я осыплю тебя поцелуями.
Август широко распахнул перед нею стеклянную дверь.
— Господа! Это моя жена! — объявил он громко.
Два странных человека, сидящих посреди пустого зала под люстрой за круглым столом, подняли головы. Один — с гладко зачесанными назад пепельно-серыми волосами и пышной, разведенной на две стороны, бородой — был в форме отставного генерал-майора, другой, несмотря на теплынь, в большом лисьем малахае с завязанными на затылке ушами, в зеленом шелковом халате.
«Желтая птица… — думала Надя, медленно приближаясь к столу. — То ли сова, то ли беркут. До странности похож… до странности… И, видно, бравирует этим. Даже тут не снял свой малахай».
Оба, должно быть, онемели и продолжали молча сидеть за столом и смотреть на фею, которая вдруг спустилась откуда-то с облаков и медленно двигалась к ним по ковру. Где-то за спиной у них, в глубине пустого ресторана, смолкли арфы. Потом кто-то задел нечаянно одну струну, а у стола раздался грохот — упал серебряный бочонок с бутылками шампанского.
Городской голова Путинцев и Желтая птица оба разом поднялись из-за стола.
— Это что такое? Чудо или нет? — вполголоса произнес Путинцев, продолжая в растерянности глядеть на Надю. — Низамхан! Вы визите? Это сама сказка идет по ковру!
— Я вижу. Это сама гурия пришла к нам из райских садов аллаха! — сказал Желтая птица и, перешагнув через серебряный бочонок, вышел навстречу Наде. Путинцев в своем генеральском мундире стоял за его спиной, ждал, когда он отойдет, чтобы тоже поцеловать у Нади руку.
— Откуда вы такая прелестница? Из Петербурга? Ну конечно, конечно! Где еще могут рождаться такие красивые женщины! Только там, только там. Северная Пальмира, — говорил он, когда все сели за стол.
— Нет, — сказал Желтая птица. — Такие розы расцветают только в наших садах. Если север, тогда откуда эти южные волосы, черные глаза, эта персиковая смуглость лица?
— Так ведь я сказал — Северная Пальмира. А это значит — Восток. Сирия. Ее древний знаменитый город, — мягко возразил Путинцев, и Надя вдруг покраснела, взглянув на него, и надолго потупила голову.
— Азиатский шашлык с гранатовым соком, куропатки, фазаны, розовый ликер, фрукты, шампанское… — заказывал между тем Низамхан хозяйке ресторана, подобострастно склонившейся над его лисьим малахаем, успевавшей и слушать его, и беззвучно отдавать приказания официантам, стоявшим с блокнотами за ее спиной. — Слушайте еще, — говорил он, широко положив на столе руки, локтями врозь. — Сколько вам дает ресторан за вечер?
— Не всегда одинаково, господин…
— Хорошо. Возьмите самый счастливый вечер. Я плачу. А лучше… Еще будет так… До тех пор, пока эти господа будут у вас жить, ресторан для посторонних работать не будет… Только для них… Вам понятно?
— То есть, при полной…
— Ни в коем случае, — сказала Надя, вставая со стула. — Ни в коем случае. Мы сегодня же переедем в другую гостиницу.
— Хорошо. Тогда только сегодня. — Малахай его чуть приметно шевельнулся, хозяйка догадливо пригнулась, и Желтая птица что-то неслышно шепнул ей на ухо. Она оказалась волшебницей. Не успела еще Надя справиться со своим смущением, как все уже было готов: стол великолепно сервирован и уставлен всевозможными яствами, у ног ее стояли две плетеные корзины с цветами — одна с розами, другая с белыми осенними хризантемами.
— Боже мой! Какие сокровища эти цветы! — не в силах удержаться от восхищения, воскликнула Надя.
— Это для вас, — сказал Путинцев.
— Что вы, что вы! Так много цветов для меня для одной?! — вся загораясь румянцем, сказала Надя.
Она присела на корточки и стала упоенно вдыхать в себя запах цветов, сгибаясь то к одной, то к другой корзине, потом стала поодиночке доставать то одну, то другую розу, на миг закрывала руками лицо вместе с цветком.
— Цветы для женщины — это половина ее счастья. Я не имею права столько брать его одна, — сказала Надя, снова поднимаясь и садясь на стул.
— Вы богиня. Вы имеете право на все. На весь мир! На вселенную! — провозгласил Путинцев, уже стоя над столом с бокалом в руке. — За несравненную, божественную Надежду Сергеевну Снигур! Как звучит! Как звучит, господа! Надежда Сергеевна Снигур! Великолепно. Сладостнее звуков арф. Итак…