— Я Малясова. Не Снигур, — вдруг зачем-то сказала Надя, и тут же поняла и почувствовала, что замок опоздал закрыться вовремя, он словно хлопнулся дужкой, поспешно закрылся уж после того, как она сказала это. Но зачем? Зачем она сказала это? Зачем так неожиданно вылетело, выпорхнуло это слово у нее из груди, и она не успела его поймать, не успела закрыть свой спасительный замок в груди. Да, она не Снигур, она Малясова, потому что они все еще не венчаны. И она не хочет, не хочет быть Снигур до тех пор, пока они не венчаны. И пусть Август знает это. Конечно, он покраснел, побагровел даже. Она сделала ему больно. И он не понял, зачем, почему она это сделала? Разве этим людям не безразлично, какая у нее фамилия — Снигур или Малясова? А ей разве не безразлично, под какой фамилией они будут знать ее — под той или под другой? Да, ни к чему она сказала это. Ни к чему. Только больно сделала Августу. Ну прости. Слышишь, прости. Погляди на меня.
Август вертел на столе рюмку с коньяком, опустив глаза, но вдруг, будто услышал жену, взглянул на нее и виновато, и укоризненно.
Путинцев, видно, тоже не понял, для чего она это сказала, поглядел на нее молча из-под припухлых, старчески водянистых век, потом выпил рюмку, сел и принялся закусывать.
— Ну да. Малясова — это, так сказать, девичья фамилия, по отцу, — заговорил он снова, немного утолив аппетит, но все еще продолжая торопливо жевать, тыкать вилкой в тёмные куски фазанины и в оранжевые помидоры, помогая ножом и хлебом подносить ко рту, не переставая, быстро, по-заячьи, жевать, — унаследованная фамилия, а Снигур… Стоп! — вдруг сказал он и перестал жевать. — Как вы изволили назвать вашу девичью фамилию? Малясова?
— Да.
Путинцев вытер висевшей на груди салфеткой бороду, усы, что-то прожевал. Потом взглянул на лисий малахай, взглянул на Августа, и опять посмотрел на Надю.
— Лет пятнадцать или, может быть, восемнадцать назад я знал полковника Малясова. Он приехал из Петербурга. У него было особое задание от генерального штаба. Так сказать, секретная миссия, — заговорил Путинцев.
— Как его звали? — спросила Надя. Она сидела мертвенно бледная, только черные глаза горячечно горели.
— Сергей Александрович.
— Это папа, — тихо сказала Надя.
Она вся выпрямилась на стуле в напряженном ожидании, долго, вопросительно глядела на Путинцева. Он выпил, подул себе в усы, немного опять утолил аппетит и только тогда снова заговорил, не переставая жевать.
— Вот вам, извольте. Говорят, фатализм — ерунда. А это что такое? Это ли не фатализм? Это ли не фатальный случай встретить снова здесь, в Азии, дочь Малясова. Через восемнадцать или двадцать лет! Да, Сергей Александрович Малясов был весьма-весьма незаурядный человек. Это вам должно быть приятно. Мне кажется, чувство альтруизма, жажда подвига, романтический склад души — это все у вас от отца.
«Черт возьми, какой приятный человек — этот городской голова», — подумал Август, чувствуя, как горячая волна хмеля окатила его с головы до ног.
— Что случилось с отцом? Почему он не вернулся домой? — спросила Надя.
— Из Ташкента он отправился в Хиву. С маленьким караваном. По дороге их застала песчаная буря. Самум. Ну и… все. Верблюдов нашли, а людей нет.
— Так, может быть, их не искали? — сказала Надя.
— Не искали? — переспросил Путинцев. — Не думаю. — Он перестал жевать, что-то зажал зубами, задумался. — Не думаю, — повторил он и принялся опять жевать и говорить. — Об этом караване много писали не только «Туркестанские ведомости», но даже московские и петербургские газеты. Вы были, видимо, тогда вот с эту рюмочку, — Путинцев приподнял хрустальную рюмочку для ликера, — и, естественно, не можете этого помнить. Но я помню отлично. Преотлично помню. Газеты шумели. Но… — Путинцев поднял вверх указательный палец. — Искали или нет в действительности… — Он кашлянул два раза, вытер салфеткой рот. — Впрочем, искали, конечно. Искали, искали… — повторил он несколько раз. — Только теперь уж грустить поздно. Не грустите и не печальтесь. Ваш отец был солдатом. И умер, как солдат. Во имя отечества. Геройской смертью. Выпьем за него. — Он взял свою рюмку и, никого не дожидаясь, выпил. — Правда, ходили слухи между нами, офицерами, — продолжал он, — что Малясов отправился вовсе не в Хиву… то есть сначала в Хиву, по путь его лежал дальше…
— Дальше?