Тот приподнял мохнатую густую бровь над одним глазом, прицелился им в Худайкула в упор, словно мультук наставил. Вторая бровь осталась у него неподвижной, наглухо прикрывая невидимый под нею глаз, и Худайкул не мог понять, куда смотрел знахарь своим вторым глазом — вниз, в свою пиалу, или тоже на него, на Худайкула.
Ему стало не по себе от этого взгляда, захотелось поежиться, но он, опустив глаза, потянулся за чайником. «Ну и глаз! Винтовка! А бровищи-то, бровищи!.. Шайтан настоящий. Капкан!..» — подумал Худайкул, все еще ощущая какую-то оторопь от этого упорного молчаливого взгляда.
— Можно, — наконец сказал знахарь.
— Что «можно»?..
— Можно выгнать.
— Неужели?! Аллах милостивый! Да помоги ты мне…
— Он тут ни при чем.
— Кто?..
— Всемогущий аллах ни при чем. Есть другая сила.
— Какая?
— Это мне известно. Меня надо просить.
— Прошу вас, мудрейший… Дайте мне снова легко вздохнуть грудью. Помогите. Осчастливьте. Не пожалею…
— Да. Это очень дорого будет стоить, — перебил Худайкула знахарь и мгновенно переменил взгляд: левая бровь упала вниз, а правая высоко прыгнула вверх. Теперь уже под этой бровью горел такой же пронзительным, немигающий волчий глаз, устремленный на Худайкула, а другой словно спал, притаился за мохнатыми дебрями опущенной неподвижной брови.
— Сколько лет твоей старшей дочери? — спросил Худайкула собеседник.
— Бувинисе?.. Одиннадцать.
— В былое время таких-то замуж отдавали.
— Да ведь еще никто не сватал, — простодушно сказал Худайкул, — И мала, пожалуй. Пусть подрастет.
Глаз у собеседника загорелся, как костер.
— А если посватаем?..
Худайкул опешил.
— Как?.. Кто посватает?..
— Мы посватаем. Вот за это самое дело… А?!.
Бабаходжа неожиданно широко открыл оба глаза.
— За какое дело? — мучительно что-то соображая, спросил Худайкул.
— Хи-хи… Гм… Да о каком сам-то просишь?
— Ну?.. Так я за это, конечно, готов…
— Больше ничего не возьму.
— Как? А что?
— Услуга за услугу. Я у тебя дьявола, значит, выгоню, а ты мне за это дочь отдашь… в жены.
Худайкул сам не понял, что произошло. И как? Когда? В какой миг?
Он только увидел, что к нему бегут с криками и воплями обе жены — Башарат и Халида, а сам он во весь свой высокий рост стоит на супе, где они пили чан, и держит за шиворот знахаря Бабаходжу, такого почтенного человека. Худайкулу вдруг захотелось проснуться — до того кошмарно показалось все, что произошло. Он провел левой рукой по лицу, но кошмар не рассеялся. Правая рука словно окостенела, и он продолжал крепко держать ею Бабаходжу за шиворот.
— Вай дод! Дод! Караул! Что вы делаете?! Что вы наделали?! Ведь это же наш почтенный исцелитель Бабаходжа? — вопили женщины.
— Куда бежите, гололицые?! Прочь, бесстыжие! — не своим голосом вдруг закричал Худайкул, и вместе с криком у него разжалась рука.
Женщины остановились, попятились и скрылись на своей половине.
Худайкул сверху вниз устало посмотрел на Бабаходжу и опять удивился. Знахарь, как ни в чем не бывало, уже держал в одной руке чайник, а в другой пиалу и спокойно, не спеша наливал себе чаю. Потом он поставил чайник на поднос и принялся прихлебывать из пиалы.
— Так горячиться нельзя. Нельзя так горячиться, Худайкул, — сказал он спокойно, не обращая внимания на то, что Худайкул стоит. — Ну не сговорились — сговоримся. Какая беда? Садись. У меня вот что, — продолжал он, когда Худайкул сел, — есть одна вещь такая. Ну, которая изгоняет. Для тебя не пожалею.
Он налил опять в пиалы чаю — Худайкулу и себе, подождал немного: не скажет ли чего Худайкул. Но тот молчал.
— Есть у меня чудотворная красная соль. Ее надо носить при себе, поближе к телу, в маленьких мешочках. Понял меня?
Худайкул с трудом разлепил губы.
— Понял.
— Ну, а ты мне за это… стеганое одеяло подаришь, новое, зеленое… Ну то, что сверху всех лежит на сундуке… да еще барана. А?.. Сговорились?..
— Сговорились.
— Ну вот и ладно. Пойдем за солью-то теперь ко мне.
В семье Худайкула все в точности исполнили так, как наказывал знахарь: зашили соль в маленькие треугольные мешочки, повесили каждому на грудь, а маленькому Ташпулату пришили к тюбетейке кожаный тумар, болтавшийся на ниточке с бусами.
Но не прошло и недели — издох теленок. Утром, по росе, наелся молодого зеленого клевера — и готов.
— Да что же это за напасть такая, а?.. Братец Бабаходжа?.. Смилуйтесь, — взмолился Худайкул, забыв про обиду. — Почему же это соль-то ваша красная не действует? Тумары-то эти самые, а?..