— У нее красивые руки, правда? — повторила Надя.
— Правда! — радостно сияя всем своим смуглым линем, подтвердил Юсуп.
— Ну так за сколько ты продашь эти вещи? — не выдержал Худайкул. Он снял с бритой головы зеленую бархатную тюбетейку, подул в нее, чтобы остудить, и снова надел. — А? Чего молчишь? Сколько, спрашиваю, дать тебе за эту жакетку да за тюбетейку-то? Ну, хороши, хороши, слов нет. Только ведь и на них цена есть. Сколько тебе денег-то за них дать? — в третий раз переспросил Худайкул.
Но Юсуп вдруг повел себя весьма странно. Ничего не ответив Худайкулу, продолжая интриговать его своим загадочным молчанием, он лукавым таинственным взглядом поглядел на всех попеременно и вдруг, ковыляя, сильно припадая на свою перебинтованную ступню, выбежал из комнаты на середину двора.
— Эти вещи не продажные, дяденька Худайкул! И никаких денег я за них не возьму. Вот. Слышали?! Отец с матерью велели мне отнести и подарить ей… сестрице Надире. Хайр! До свидания!
И прежде чем Надя, Август, только что вошедший в комнату и еще не понявший, о чем идет речь, Худайкул и Филипп Степанович опомнились, он исчез со двора.
Возвратившись в комнату, Надя снова легла в постель. Август нежно ухаживал за ней, поил крепким горячим чаем с медом, и Надя долго потом спала. Когда она пробудилась, Август сидел к ней спиной, стиснув голову кулаками.
Надя тихо окликнула его. Он не слышал. Она окликнула еще раз. Август молча медленно оглянулся, встал.
— Боже, какой ты мрачный. Что с тобой, Август? — спросила она с горечью. — Ты все думаешь о своих потерянных этюдах? Но что же делать?! Что делать, Август?! Я понимаю… Ты столько потерял. Но ведь и я… мы вместе потеряли сына. Разве тебе не жаль его? Он был бы когда-нибудь большой… счастливый…
Голос ее пресекся. Из-под прикрытых густых ресниц побежали по лицу слезы.
— Не надо об этом, Надюша. Слышишь, не надо, — попросил Август.
— Хорошо, — сказала она шепотом. — Только… не будь таким мрачным. Хочешь быть веселым? Скажи, хочешь?..
— Хочу.
— Тогда отвернись на секундочку.
Он покорно исполнил ее просьбу.
Она легко спорхнула с кровати, что-то делала у него за спиной, щебетала по-птичьи:
— Нет, нет, не оглядывайся. Потерпи еще секундочку. Только одну секундочку. Ты ведь у меня послушный, правда?! Послушный, красивый, умный. А самое главное — мой муж. Неужели ты мой муж? Вот уж не верю! До сих пор не верю. Никак.
— Почему?
— Не знаю. Иногда на миг вдруг представлю себе такое: будто уехал ты… обратно в Петербург. И я снова одна. А иногда, ты знаешь, кажется… Впрочем, ну-ка оглянись теперь. Посмотри на меня.
В длинном платье из черного бархата, из-под которого чуть виднелись замшевые туфли, прошитые по верху тонкой золотой строчкой, в сверкающих солнцем камзольчике и тюбетейке, с длинными косами, перекинутыми на грудь, Надя стояла перед Августом словно сама сказка, словно живая добрая Ширин.
— Ну, что ж ты молчишь? А?.. Или я тебе не нравлюсь? — спросила она, по-детски обиженно надувая губы.
— Надюша… Ты так хороша! Так сказочно прекрасна в этом своем прелестном наряде! — сказал он восторженно.
Ей было приятно это услышать.
Чтоб скрыть румянец, она наклонила голову и прошлась по комнате, делая вид, что разглядывает свои туфли.
— А знаешь, — сказала она, останавливаясь и вскидывая голову, — румянец еще горел на ее щеках, — нам надо с тобой поехать в город. У меня там масса дел. И потом… нам надо, просто очень надо побыть в городе. Недавно, когда мы были в селе Воздвиженском, мне попалась в руки газета…
— Какая?
— Не помню. Кажется, «Туркестанские ведомости». А что? Почему тебя интересует, какая газета?
— Может быть, «Русский Туркестан»? — снова спросил он, не ответив на ее вопрос.
— Может быть. Да-да, «Русский Туркестан? Так вот там была статья о Комиссаржевской. Она обещает быть в Ташкенте. И нам непременно надо ее посмотреть.
— В прошлом году… во время революционных волнений в Петербурге она читала крамольные стихи в своем театре, — жестко сказал Август.
— Ты слышал сам?
— Нет, но об этом говорил весь город.
— Тогда почему же она на свободе, а не на каторге?
— Великодушие монарха. А потом… все-таки знаменитость.
Август помолчал, потом вдруг неожиданно усмехнулся.
— Теперь мне понятно, почему именно газета «Русский Туркестан» гуляет здесь по русским деревням.
— Почему?
— Потому, что там печатаются подобные статьи. Вся хроника революционных событий. И я не напрасно спросил тебя, какая газета попала тебе в руки. Я даже знаю, кто ее развозит по деревням.