— Вот ты к чему? — обрадовался Егор. — Значит, чаша захочет нас испытать?
— Типа того, — кивнула Елена. — Я думаю, что у артефактов такой силы есть что-то вроде собственной системы безопасности. Тот же инстинкт самосохранения. И его преодоление является для героев или искателей последним испытанием. И завтра будет так же. Ты, Альбина, наш неизвестный и последний финт от артефакта.
— Вот это меня здорово успокаивает, — честно признался Егор. — А то эпичная битва до последней капли крови и вы, уносящие меня на щите или со щитом, это как-то… грустно. Но что это за последнее испытание?
— По поводу него я и ломаю голову! — почти радостно сообщила хозяйка Бюро. — Какие-то смутные намеки у меня есть, но…
Она развела руками.
— Может, я чем помогу. — К молодому настоятелю возвращалось хорошее настроение. — Все же этот как-то и мне полезно.
— Очень даже поможешь. — Елена посмотрела на него очень серьезно. — Я рассуждаю так. Вчера ночью мы вчетвером: я, Алек, Павел и отец Василий видели чашу. И скажу честно, накрыло нас всех. Каждый получил свою и не малую долю галлюцинаций. Вторую часть этих же милых видений я огребла у источника. Мир Волха прекрасен и пугающ одновременно. Это вот один факт. Второй — общение Альбины с чашей в детстве. Ей чаша спасла жизнь и дала силу. Не думаю, что это прошло для нее безболезненно. Иначе ее так на артефакте не клинило бы.
— И ее уже отмеченная истеричность, я думаю, тоже родом из того самого дня, — добавил Егор.
— Как и ярко выраженные маньяческие наклонности, — подхватила ведьма. — И остается еще один вопрос. Он снова упирается в тебя, Егор. А что видел ты в ту ночь, когда нашел чашу? На самом ли деле ты не помнишь свою семью и события той судьбоносной ночи?
На город уже совсем опустились сумерки. От воды тянуло прохладой. Но Елена всего этого не замечала, она твердо смотрела в глаза настоятеля. И уже знала ответ.
— Конечно, я помню все, — признался он. — Как ты сама заметила, такое не забывается. И знаешь, если бы ты сейчас сама не призналась в том, что общение с артефактом одарило тебя рядом галлюцинаций, наверное, я не смог бы рассказать тебе все. Как ты сама заметила, мир Волха принять трудно. Возможно, помня ту ночь, я и обратился к Христу за защитой. Его мир казался мне в детстве намного более прекрасным и безопасным.
— Прости, но мне надо знать, — мягко, но твердо сказала ведьма.
Он опустил глаза и кивнул.
— Конечно. — Настоятель встал со ствола упавшего дерева, потом опять уселся. Он заметно нервничал. — Мои родители были довольно обеспеченными людьми. Хотя считается, что таких в Советском Союзе не было.
Елена насмешливо фыркнула, давая понять, насколько она осведомлена о ложности подобного мнения.
— Отец был каким-то чиновником, — продолжал Егор. — Партийным, естественно. А еще он пил. Много и часто. И был просто опасен в таком состоянии. Мое детство с трудом можно было назвать счастливым. Постоянные скандалы родителей, драки, вернее, избиение матери на моих глазах. Хотя пару раз перепало и мне. И чем дальше, тем становилось все хуже…
Он замолчал, будто подбирая слова. Елена не удержавшись, положила руку на его предплечье. Егор тут же крепко сжал ее ладонь в своих.
— В ту ночь мы плыли на катере, — продолжал он. — Его арендовали по приказу отца. На катере были он, какой-то его заместитель, еще несколько человек, и мы с мамой. Отец опять нажрался. Ночью вспыхнула ссора. Он начал бить мать. А они все стояли и только смотрели… Я кинулся на него. Конечно, отец просто отбросил меня прочь. Я упал, ударился, на какое-то время, наверное, потерял сознание. Когда я очнулся… Мама была мертва. Он просто задушил ее и пошел пить дальше. Сначала я плакал, звал ее, а потом понял, что ее больше нет… Я бросился к отцу, хотел что-то сделать… я был очень злым, я верил, что смогу… — Он еще крепче сжал руку Елены, причиняя сильную боль, но даже не понимая этого. — Непонятно, как мне под руку попал нож. Я прыгнул и воткнул оружие ему в бок… Отец заорал. Я видел кровь. Я понял, что сделал. Но я так хотел его убить… Я попытался повернуть нож в ране. И тогда он просто отбросил меня… за борт.
— Знаешь. — Елена придвинулась ближе, стараясь как-то поделиться с Егором своим теплом, дать понять, что сочувствует. — Ты сейчас, конечно, священник. И твоя вера отрицает убийство. Это грех, и все дела. Но я все равно хочу верить, что тогда тебе все же удалось его убить.