Договаривать не пришлось. Глухая ко всем моим аргументам Жданова только сейчас поняла, насколько всё плохо.
— Сумрак, ты серьезно⁈ — на её лице наконец-то проступил испуг.
— Ради бога, не заставляй меня упаковывать тебя в стазис-пакет.
Что тут началось. Томная и соблазнительная светская львица вдруг перевоплотилась в маленького напуганного котёночка.
«Лишь бы не расплакалась,» — подумал я, но вслух продолжал гнуть свою линию.
Распахнув хлипкую дверь шкафа, я требовательно посмотрел на Ирину.
— В шкаф. Быстро. Спрячься за платьями и чтобы ни единого звука! Понятно?
Её подбородок задрожал, как и руки, а щёки налились пунцовым колером.
Ну точно, великая оперная дива была в шаге от того, чтобы удариться в простую девичью истерику.
— И не вздумай реветь! — поднеся указательный палец к её лицу прошипел я. — Ни звука, понятно? Тебя здесь вообще нет!
Зычно сглотнув Ирина кивнула.
Ну вроде сработало. Ирина беззвучно забралась в шкаф и спряталась за платьями, закрыла изнутри дверь, и я остался один.
Ну что, Сибиряк, что делать дальше, ты знаешь. А именно: не ссать, стараться и подороже продать свою жизнь. А там как Партия решит…
Не знаю зачем, наверное, чтобы хоть немного отдалить неизбежное, я подошёл к зеркалу.
ТОКВДР — Меню — изменение внешности — Применение маски личности — Выбор… И вот из зеркала с небольшим столиком, украшенного по периметру лампочками, на меня смотрела она — её величество Жданова!
— Ну чё, народ, погнали⁈ — подмигнул я отражению, и Жданова подмигнула мне.
А в её глазах я отчетливо видел глаза Сумрака. Холодные. Сосредоточенные. Решительные.
Как там в девизе Часовых говорится? «Всегда на страже. И днём и ночью!»? Но настоящего Сумрака больше нет. Есть только ты — Сибиряк.
А ещё на ребре твоей ладони набито армейское: «За ВДВ». А ещё у ВДВшников тоже есть девиз, и звучит он: «Никто кроме нас!».
Так что давай, Сибиряк, погнали…
Глава 28
— Чуваш, ты как? Ещё здесь? — произнес я, открывая гермостворку дверей.
«Да, шеф. Готов работать!» — вывел он ответ на мой ТОКВДР.
— Это хорошо. Слушай, как я понимаю, разгонные шахты космопорта, которые в конце терминала, они ведь на электромагнитах работают? На принципе Гаусса?
«Ну да», — не стал медлить с ответом Борис. — «За счёт длины и мощности волны кораблём, по сути, выстреливают в космос. Ну или тормозят. Зависит от ситуации. Та шахта, что левая, — посадочная. А правая — взлётная».
— А можешь сделать так, чтобы у посадочной, например, поменять полярность?
«Могу.»
Кое-как справившись с запором, я наконец вытолкнул её наружу, и она вновь превратилась в трап. Тут же защёлкали фотовспышки, а до ушей донёсся возбуждённый гомон толпы.
— А дорожка действительно мерзко красная, — почему-то вслух произнёс я.
«Что?» — тут же отозвался Борис.
— Ничего. Короче, слушай мою идею! Два «Самсона» по углам видишь, которые у стартового стола? Они ведь металлические, так?
— Всё, основные глушилки объехали! — заставив меня вздрогнуть, Борис вновь вернул себе возможность голосового общения. — Сумрак, погоди! Ты что, решил выстрелить «Самсонами» МОА-шников прямо в космос?
— А ты предлагаешь мне вызвать их по дуэльному кодексу? — хмыкнул я, стараясь не навернуться на шпильках по трапу.
— Блин, это гениально! — всё ещё стараясь переключать рев ветра, восхитился соник-техник. — Когда начинать?
— По моей команде.
Продолжать разговор было уже некогда. Ко мне подошёл щеголеватый мужчина примерно пятидесяти лет со значком партийного работника и вручил огромный букет цветов. Мы обменялись рукопожатиями, познакомились, и, несмотря на наши улыбки, мне было очень неудобно из-за того, что в живот упиралась связка гранат.
Тем временем я буквально жопным нервом ощущал, как сгущаются тучи. Вот пара человек уже перебрались за ленточки, вот стоявший ближе всех к толпе Самсон вдруг ожил. Пока, правда, не полностью, даже двигаться не начал, но, клянусь, я видел, как на пару сантиметров сдвинулись его манипуляторы.
Партийный работник, кстати, оказался Геннадием Васильевичем Смольцевым и носил значок «Позвони председателя ВЛКСМ польская АССР!». Внутри я улыбнулся, подумав, что для комсомольца он слегка староват.
Впрочем, я отвлёкся.
Ощущение надвигающейся катастрофы толкало меня к решительным действиям. После традиционного угощения хлебом-солью, поданном на вышитом полотенце с узорами из сдобного теста, с официальным приветствием вышла группа пионеров.
Дюжина мальчиков и девочек от двенадцати до пятнадцати лет, изрядно волнуясь, зачитывали зазубренный текст, и я, решив воспользоваться моментом, взял Геннадия Васильевича за галстук и тихо прошептал на ухо: