Кстати о Джеймсе Бонде! Интересно, а в этом мире он существует? Ну ведь Часовые, да и виталиканские «Дозорные» в каком-то роде тоже супершпионы! Не совсем так, как вещал Ян Флеминг, но что-то схожее определённо имеется.
— Так что делать? — вырвала меня из байроновских размышлений Клавдия Леонтьевна.
— Соединяйте, — предчувствуя тяжёлый разговор, тяжело выдохнул я.
— Мэлс Игоревич, вы что себе позволяете? — с места в карьер начал наседать на меня Барагозин. — Какое право вы имели проводить спецоперацию без уведомления вышестоящих органов? Какое вы имели право забирать наших свидетелей? Кто вам позволял назначать несогласованное интервью и…
— В смысле, свидетелей? Не подозреваемых? — зацепился я за его оговорку.
Оговорку по Фрейду, надо сказать. Признаться, вся эта история с террористами в космопорту шита белыми нитками. Вечный штрафник по работе, которому я бы не доверил и пивной ларёк охранять, вдруг за день до нападения был назначен старшим смены. Никто иной, как сам глава ВЛКСМ целой Советской республики, так и вовсе оказался соучастником и одним из руководителей нападения!
И верить в то, что это чистая случайность, к которой приложили руку спящие агенты, верилось с трудом.
— Свидетелей, подозреваемых… Какая разница? — всё больше обретая уверенность, продолжал Барагозин, набирая обороты. — Вам что было сказано? Передать технологии, а не назначать какие-то там интервью виталиканским иноагентам! А вы без ведома Партии что устроили? Нет, не молчите! Я вас спрашиваю?
— В городе новый шериф. Не слышали? — сбил я его с мысли.
— Мэлс Игоревич, вы что, меня за идиота держите? Какой ещё, к чёрту, шериф?
— Тот, который поставит вас на место и объяснит, почему Часовые не подчиняются решениям ЦК Партии.
— Это что, бунт? Сумрак, вы что, затеяли мятеж против…
— Мой неуважаемый друг, — в пику ему спокойно и размеренно прошелестел я. — Напомню, что Часовые не подчиняются Партии. Ни приказом, ни ультиматумом. Часовые вынесены в отдельное подразделение, чтобы бороться с нацпредателями, а не выполнять их команды. Поэтому последний шанс для вас: до шести часов вечера сегодняшнего дня обеспечить полное и безоговорочное снабжение Часовых вычислительными мощностями и финансированием. Выполнение этих требований — ваша единственная возможность остаться на посту главы ЦК партии. Иначе…
— Значит, это всё-таки бунт! Я так и знал! — попытался было истерить Барагозин.
Но я слишком устал от общения, чтобы слушать его очередные ультиматумы.
— Михаил Сергеевич, как я уже сказал, вы слишком заигрались в свой космос. Даже десятикратно приумноженных ресурсов Часовых не хватит на то, чтобы вы реализовали свои детские амбиции и высадили человека куда-то дальше, чем Марс. На освоение которого, я напомню, у всего СССР ушло сорок лет и целая прорва ресурсов. Напомню, что США оказались более подкованными в математике и не стали пытаться развивать колонию на Красной планете. Освоение человеком планет за периметром Солнечной системы — это утопия! И если ради своей детской мечты вы готовы пожертвовать всем институтом Часовых, то не сомневайтесь — мы дадим отпор.
Вместо ответа в трубке по-прежнему раздавалось злое сопение.
— Позвольте напомнить о моём ультиматуме: если до восемнадцати часов по московскому времени финансирование и вычислительные ресурсы Часовых не будут восстановлены в полном объеме, завтра за вами приедут сотрудники Лубянки, на которых вы полагаетесь, как на свою личную гвардию. У вас осталось чуть больше четырех часов, Михаил Сергеевич. Не потратьте это время напрасно.
А хорошо, чёрт возьми, завернул! Внушительно! Но ответом на мой эпический спич в духе «казаки пишут письмо турецкому султану» оказались телефонные гудки. Вот ведь невоспитанный, даже брошенную в лицо перчатку не изволил поднять!
— А не крутовато ли? — с лёгким бабушкиным переживанием спросила Клавдия Леонтьевна.
Нейробабушка всех Часовых ещё при жизни недолюбливала Партию, но то, как я обострил ситуацию, напугало даже её.
— В самый раз, — сложив пальцы домиком, ответил я.
— И что теперь будет? — мягко, но в тоже время поучительно ответила Клавдия Леонтьевна. — Теперь, когда ты в открытую выступил против Партии, сначала тебя, а затем и всех Часовых сначала объявят мятежником, а затем… — продолжала причитать она.