В талонах был указан номер стола. Найти стол помогла дежурная. Он оказался недалеко от стола, за которым сидела Ася со своим кавалером. Борис плохо кушал: ревность мешала ему. Все казалось дурным сном.
-- Нам надо немного выпить. А потом, если не возражаешь, подойду к Асе, поздороваюсь и передам от тебя привет, -- сказал Тимур. -- Мне интересно, как она будет реагировать.
Борис молчал: он был в шоке, не знал, как поступить, какую линию поведения выбрать, и подталкиваемый ревностью, все время порывался подойти к ней и сказать: вот я, Борис Громов. Что ты делаешь, распутная женщина? Но всякий раз Тимур удерживал его.
После завтрака они ушли в буфет и немного подкрепились горячительным. Борис пришел в себя.
-- Не принимай близко к сердцу. Самое лучшее, найти кого-нибудь, завести в свой номер и трахаться всю ночь: стресс, как рукой снимет.
-- Боюсь, что не смогу.
-- Хочешь, в бордель пойдем, снимешь стресс.
-- Покажи мне ее номер, -- вдруг попросил Громов.
-- А если ты упадешь в обморок?
-- Не упаду, не переживай, -- заверил Борис.
-- Тогда пошли. Может, она у себя. Если одна, зайдем, поговорим, а если с хахалем, решай сам.
Они поднялись на второй этаж и по ворсистому ковру, подошли к тринадцатому номеру. Борис Громов тихо надавил на дверь: дверь оказалась закрытой, но вдруг, приложив ухо к дверному полотну, услышал стоны. Это были знакомые стоны.
-- Что делать? -- спросил он Тимура шепотом.
-- Не знаю.
-- Давай выбьем дверь, -- предложил Борис.
-- Я отказываюсь, -- произнес Тимур. -- Лучше подождем. Когда все кончится, я постучу, и если откроют, передам от тебя привет.
Борис кивнул. Они поседели в креслах под большой пальмой с полчаса.
-- Пора, -- сказал Тимур. Он поднялся, медленной походкой направился к пресловутому тринадцатому номеру и слегка постучал.
-- Подождите минутку, -- раздался женский голос.
Минут через пять из номера вышла розовощекая женщина с покусанными губами и раскиданными волосами. Она удивилась: кто бы это мог быть. Что за смуглая женщина стоит перед ней, что ей надо? Тимур молчал.
-- Кто вы, что вам от меня нужно?
-- Я от Бориса Петровича Громова. У меня к вам дело. Может, вы пригласите меня в номер на минутку, я скажу вам, что-то очень важное,-- говорила девушка - Тимур.
-- Что с Борисом, он жив? говорите скорее!
-- Пригласите в номер, -- нагло заявила незнакомка.
-- Но я не могу, у меня в номере...брат, мы с ним встретились случайно, и вот он зашел проведать.
-- Хорошо, познакомьте меня с ним. Я так одинока.
-- Это, что, проверка? Вас Борис Громов прислал шпионить за мной? Я не из тех, что он думает, я порядочная женщина и люблю только его одного. Так и передайте ему: я не из тех.
Ася побледнела. Она вернулась в номер, и вскоре кавалер вышел оттуда. Он все говорил на английский манер: о?кей, о?кей.
-- Женя, не дури, не прикидывайся, скажи этой женщине, что ты мой брат, ну понимаешь, двоюродный брат. Это для меня очень важно, Женя, постой.
-- О?кей, о?кей, -- повторил парень и тряхнул головой. -- День на пляж, ночь на мой номер: трах, трах.
И любовник расхохотался.
-- Подлец! -- произнесла Ася.
-- Трах, трах! -- повторил "Женя", не понимая, что от него требуют. Он скрылся в мгновение ока, а Ася, казалось, пришла в себя, во всяком случае, не растерялась, или как человек, приговоренный к расстрелу, сделала вид, что ей теперь уж все равно: хуже не будет.
--Заходите, прошу! -- сказала Ася.
-- Пожалуй, не имеет смысла: картина и так ясна. Борис просил передать, что, возможно, скоро приедет сам.
-- А вы где остановились? И что вам ясно? Вы думаете, что я того?
-- Ваше тело -- ваше дело, моя хата с краю, я ничего не знаю.
-- Вот, вот, мне это нравиться, понимаете..., -- осеклась Ася.
-- Не надо ничего говорить, я и так знаю: все бабы одинаковы. Я уехал, а моя супруга Тамила тоже трах-трах, только я не знаю, с кем.
-- Так вы -- Тимур? О, Боже! Вы тот самый, про которого мне говорил Борис, но вы же баба...переоделся, это ... недоразумение какое-то.
-- Я к вам еще зайду, -- сказал Тимур. Борис по-прежнему сидел в кресле и кусал губы.
-- Ну, вот и все дела, -- сказал Тимур. -- А теперь если твоя душечка просит, подойди к ней.
-- Нет, -- произнес Борис.
-- Почему нет?
-- Да потому что она упадет на колени, и будет извиваться ужом, а я...все еще люблю ее, и прощу ей на какое-то время. И она затянет меня в постель, а я не смогу отказаться, а потом возненавижу себя за эту позорную слабость. Лучше вот что: давай уедем совсем отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Поедем к тебе в Испанию, у тебя там особняк.
-- В Испанию? С радостью. Где наше ни пропадало. А как же ресторан на двоих?
-- В Испании, сразу же после прилета, -- сказал Борис.
-- Вот это поездка в Грецию, будь она неладна. Может, хоть два, три дня побудем, -- начал сетовать Тимур.
-- Нет, прошу тебя. Здесь, на каждой дорожке, в том числе на песчаном берегу везде битые стекла: куда ни ступишь -- сплошные порезы. Я не только поранюсь, но и паду в собственных глазах.
-- Ну, черт с тобой и с твоей романтической любовью, поехали. Только здесь тебе не Москва и билеты тебе никто не продаст, тут же по звонку. Нам все равно придется побыть здесь несколько дней. Возьми себя в руки и не будь слюнтяем, -- убеждал Тимур Бориса.
14
Ася вернулась в свой номер, бросилась на кровать лицом вниз и долго лежала без движения. Ей хотелось одного: умереть. Умереть, как можно скорее. Она тут же стала составлять план: сядет на прогулочный катер, будет веселой, жизнерадостной, чтоб ни у кого не вызвать подозрение, а когда катер начнет делать разворот, чтоб вернуться к пристани, выбросится с палубы в хвостовой части, где лопасти мотора изрежут ее тело на куски и пойдет на корм рыбам.
Или..., а может это кошмарный сон, всего лишь, а? Не может такого быть, чтобы она Ася, посланная Борисом на курорт, так неожиданно и так просто была уличена в этой проклятой измене. От безысходности мысли пошли в обратном направлении, как это бывает у людей, которые не могут найти оправдания своему поступку в глазах других людей и поэтому ищут его в собственных глазах. Ну что тут такого? легла под мужика, профилактики ради, разогнала кровь по всем жилочкам, что способствует укреплению пошатнувшегося здоровья и все. Никакой тут измены нет. Измена, это когда полюбишь другого сердцем и душой и отдаешься ему со всей страстью каждый день, каждый вечер, а того, кому ты изменила, вспоминаешь с неким презрением и сожалением, что связалась с ним, когда-то по глупости, по неопытности. "...а я Бориса не предавала, я всегда думала о нем с величайшей нежностью и благоговением даже тогда, когда лежала под этим жлобом, чуждым мне...тут изменой и не пахнет. Вот вернусь в Москву, упаду перед ним на колени и скажу: отруби мне голову, но мое сердце до последнего биения будет полно тобой, только тобой одним и никем другим. Надо возвращаться в Москву, пока не уехал этот кавказец Тимур, что любит переодеваться в женское платье. Он -- голубой, это совершенно точно. Ведь если бы он был мужчиной, он зашел бы ко мне в номер и...ради его молчания я уступила бы ему: где наше ни пропадало. Следов-то все равно никаких не остается. Ни один мужик еще никогда не определил: изменила ему жена или нет, вот почему раньше всякие приспособления придумывали вплоть до железных трусов. Бедные мы, бабы: все шишки на нас падают, хотя мы..., не под собак же ложимся и не под лошадей, как Мария Терезия, а под мужиков. Так какие к нам могут быть претензии? С кем мы изменяем? с мужиками же, такими, как Борис, например. Кто придумал эту дурацкую верность, древние? Так они это от отсталости. Почему это из одного источника пьют многие воду, а вот наслаждаться тем, что у нас есть, а это тоже своего рода источник, источник наслаждения, многим нельзя? Это несправедливо, тем более, что наша подружка никак не протестует, чтобы ею наслаждались многие, она хорошо это переносит. Я все это выложу Борису, пусть он решает, как быть дальше".