— Товарищи! — меня выбросило из шезлонга. — Тут же санаторий! — перегнувшись через перила, гляжу вверх.
Надо мной висит круглая физиономия с добрейшими бараньими глазами.
— Дядя, вывалишься! Что, прибавить погромче?..
И прибавляет. Ухожу и ложусь, плотно прикрыв, как и по утрам, дверь и окно. Можно потерпеть всего пять минут до отхода ко сну. Но проходит пять, десять, пятнадцать минут...
Неужели и впрямь никогда не было тишины и этого первого мягкого и всеобъемлющего звука: о-м-м-м?.. Неужели никто ни на нашем, ни на верхнем, ни на других этажах, никто, никто не любит тишины? Но ведь сейчас даже на пляж запрещают приносить транзисторы.
На верхнем этаже, в сутеми бархатной южной ночи, в коридоре танцевала пара. Я пронесся мимо них, застегивая пиджак и поправляя галстук. Господи, как я жалок, ведь и костюм и галстук напялил, чтобы выглядеть солиднее, основательнее, что ли, а не этим, затравленным.
Дежурная сестра ответила:
— Вы знаете, я ничего не слышу тут. И потом, еще не так поздно, всего четверть двенадцатого.
— Но это санаторий!!!
Я напугал сестру. Мало мне всех нянечек, всех сестер-хозяек и просто сестер, теперь на меня будут глядеть с чувством оскорбленной невинности и дежурные сестры...
Ну и пусть! Прибавлю к ним и врачей.
Я долго и внятно говорил своему лечащему врачу о пользе тишины в санаторном лечении... И она меня понимала.
Я отменил все процедуры и полдня просидел в приемной главврача и двух его замов. Я рассказал им, какой у них хороший санаторий, какая вокруг необыкновенная природа и как мало надо сделать, чтобы каждый из наших героических граждан наслаждался тишиной и ничем не ограниченным простором... Каждый из них заверил меня в том, что вполне солидарен со мною, и даже благодарил за очень интересные сообщения об их санатории и природе, его окружающей.
По их же просьбе я написал короткую жалобу на возмутителей тишины.
— Примем меры, — сказал зам, который всей душой понял меня.
На следующий день меня пригласила лечащий врач.
— Знаете, — очень нежно сказала она, — факты безобразия, то есть непозволительного шума, в общем-то, никто не подтверждает... Говорят, поиграл немножко транзистор, а потом прекратил.
— После того как я привел к этому «транзистору» сестру.
— Игорь Вячеславович, — сказала еще нежнее врач, — знаете, я вам пропишу редкое успокаивающее лекарство, чехословацкое. И еще попьем на ночь снотворного...
— Ирина Петровна, мои нервы выдержали два землетрясения... — начал было я, но она прервала:
— И у нас отличный психиатр. Я направлю вас...
— Не надо, — грустно сказал я, вспомнив, как спокойно надевал в тот вечер свой прекрасный выходной костюм, повязывал галстук, только для того чтобы не выглядеть жалким и загнанным перед тем новым, что открылось мне, когда я созерцал ничем не ограниченный простор с двенадцатого этажа современного здания, так удачно вписанного в ландшафт Южного берега Крыма.
Саша Раюшкин
Более доброжелательного человека, чем Саша Раюшкин, за всю свою жизнь я не встречал. За четыре года, которые мы знакомы, не видел на лице его какого-либо другого выражения, кроме простецкой, обаятельнейшей улыбки. Есть люди, которые эту улыбку сделали и не снимают с лица, как бригадир механизаторов Володя свой пиджачок. В любую погоду, в жару, дождь, холод, в летний нестерпимый пал, он у него на плечах. Здорово выношенный, потертый, замасленный, но никогда не производящий впечатления убогости. Наоборот, этот видавший виды пиджачок как-то на особину и по-деловому украшает Володю. И никакого отношения к деланной улыбке не имеет, как и к Сашиной улыбке.
У него все лицо цветет, и ямочки на румяных щеках, и глаза.
Глаза у Саши маленькие, под крутыми бровными дугами, но всегда со смешинкой, с искристой влагой, от чистой души. Он несколько широкоскул, и эта скуластость придает ему еще больше доброжелательности и простоты, не какой-либо исключительной, но обыкновенной и часто встречающейся даже не у столь добрейших натур.
Волос у Саши необыкновенный. Курчавый, в мелкий-мелкий завиток.
— Тонкорунный, африканского разлива, — так определил кудри Саши Николай Егорович, которому было суждено и породниться на короткое время с ним, походить в свояках, но это все впереди, — сродный брат Анджелы Дэвис — рязанский вариант.
Саша родом из Рязани и с удовольствием носит помимо имени и фамилии прозвище «Рязань». И если говорит о себе, то только в третьем роде с прибавлением обязательного — Рязань.