Комбайн стоял посреди поля, из-под мотовила торчали Сашины ноги, рядом суетился помощник Витя.
— Что, сломался? — спросил Володя, присаживаясь подле на корточки, готовый уже расстелить рядом свой пиджачок. Каждую машину бригадир знает до винтика.
— Топтало полетело, — Саша вынырнул на свет божий чумазый, веселый, неунывающий.
— Запасного нет?
— Есть, — сказал помощник Витя. — Ставим.
— Михалыч, будь спок, Рязань сделает... Герои жатвы восемьдесят один тут, на поле, а не на семинарах... — весело затараторил.
Володя махнул рукой и пошел к газику.
— Нынче должен, Николаич, гектар двадцать свалить, против вчерашних пятнадцати, — подмигнул мне и снова полез под мотовило.
Вокруг лежали жаркие спелые хлеба, я ворошил на ладони колос, отсчитывал зерна.
— Сколько скошено? — спросил я Володю.
— Гектара четыре, — ответил он. — Какой хлеб бы был, если б в прошлом году успели вовремя отсеяться! Рязань, ты почему доску не повесил и огнетушители? Забери у меня в газике.
Володя привез и доску и огнетушители, и они отчаянно громыхали за моей спиной всю дорогу.
— Сколько говорить: без этого в поле не выезжайте!
— А хрен ли тушить-то? — Саша уже выбрался из-под комбайна и собирал ключи. — Мы никогда не загорим! Правда, Витя?
Огнетушители он бросил в инструментальный ящик, а доску долго прилаживал на мостике. Приладил, принял позу, выкинув вперед руку, как бы обозревая всю хлебную ниву.
— Ударник жатвы восемьдесят один Александр Раюшкин на своем степном корабле, — продекламировал.
— Ладно, вали, — строго сказал Володя.
— Придется о тебе, Саша, написать в газету как о передовике, — сказал я.
— Черканите, Николаич, — разрешил он и сел за руль.
— Ниже коси, ниже! — закричал Володя, показывая ладонью, как надо скапитвать.
Помощник Витя соскочил на землю и пошел рядом с мотовилом.
Мягко переваливаясь, комбайн поплыл в хлеба, сваливая их на землю.
— А можно было бы напрямую, — задумчиво сказал Володя и твердо закончил: — И даже нужно. Не пойму, зачем на свал, если завтра занарядили поднимать валки.
— Зерно тяжелое, — сказал я, ощущая во рту сладкую вязкость вызревших зерен.
— Зачем на свал? — снова усомнился бригадир и вздохнул. — Велит начальство. Им виднее. И все-таки высоко берет! Ох высоко, — и побежал вслед за комбайном, чтобы осадить веселую прыть никогда не унывающего Саши Раюшкина.
В грозу
Утро было росным. С восходом солнца луга закурились и туман слоисто потек над землею.
Я заглушил мотор и вышел из машины в том месте, где вчера дорогу мне перебежала лосиха с двумя лосятами. Я увидел ее метров за сорок, когда она, вымахнув на обочину, остановилась, вытянув ко мне длинную шею, успел затормозить, и в этот же момент совсем рядом на дорогу перепорхнули, как две стрекозки, ее дети — тонконогие и рыжие. Лосиха кинулась вслед, и я долго еще видел их среди дубняка, благодаря случай и радуясь.
Туман перетекал меж стволов молодого дубняка, сволакивался к обочине, и мне казалось, что я слышу его движение.
Было рано, и нигде еще не шумели машины. Я стоял, слушая тишину утра, угадывая пугливую настороженность мира, замордованного нашей ничем не объяснимой спешкой и стремлением все переиначить, разрушить и возвести заново, но куда несовершеннее, чем прежде.
Третий день было ведро, и теплый запах сена стал привычен. Но он как бы обновлялся и густел, когда машина, набирая скорость, катила среди лугов.
Ливень разразился к вечеру. Я снова был близок к тому самому месту встречи с лосиным семейством, когда стена воды преградила дорогу. Я убрал газ, включил «дворники», почувствовав несовершенство такого совершенного механизма, каким была моя машина. Машину несло и водило помимо моей воли даже на предельно малом газу. Так всегда бывает, когда на раскаленный асфальт вдруг разом хлынет вода.
Занятый сложностями езды, я вдруг заметил, что впереди на дороге снова возникли две ломкие фигурки, и даже бессознательно поискал глазами их мать, но вдруг понял, что это дети. Мальчик и девочка, застигнутые ливнем, тянули руки, прося остановиться.
Ударила молния, накатил гром, и ливень на мгновение зашторил фигурки детей.
Неуклюже залезали они в распахнутую заднюю дверцу машины. Вода бежала по лицу девочки с намокших волос; она, отдувая капли уголком губ, тащила под мышки мальчишку.
Мы поехали дальше. Я видел в смотровое зеркальце личико девочки с крупными веснушками на носу и щеках, вытянутую напряженную шейку, а чуть ниже круглое и очень довольное, даже полное наслаждения лицо мальчишки. Девочка прижимала его рукою, обняв за плечи.