— Значит, в то утро вы видели на улице двух молодых людей? — успел спросить Князев.
— Ну да, ну да, — подхватила Матрена Андранитовна. — Этак быстренько бегут и с робеночком. С тем самым, которого нашла Аделия Львовна.
— Гусейкин, — устало уточнил Князев.
— Нет-нет, — замахала дворничиха руками. — Гусейкиным она нарочно позвонила, чтобы те вышли. А его — робеночка — она первая нашла. Еще мне сказала: «Добегался кот-то — Гусейкин». Принесли, дескать, ему робеночка. А какой он, Виктор-то, кот? Он девок за три квартала обходит. А робеночка первая Аделия нашла. Постой! Постой! Так ведь его должны были Маня с Проней видеть, а потом Лешка Пигунов, — соображала Матрена Андранитовна.
Князев снова воспользовался паузой:
— Так почему же вы считаете, что у тех молодых людей был этот ребенок?
— Да как же! Хоть и темно, а я и одеялку отличила, и ленту. А потом они же и мимо меня обратно пробежали. Бегут, как в догонялках, не оглядываются. Я еще подумала: «Ишь нонче живет молодежь, подкинули дитя бабке, и сами на первый поезд спешат». Первый поезд аккурат в четыре сорок пять уходит — первая электричка. А было это навряд ли больше полпятого. Как раз тут и добежать чего осталось? За пятнадцать минут и будут...
— Какие либо особые приметы запомнили? — спросил Князев, уже изрядо устав от Матрены Андранитовны.
— Каво? — спросила она, растерявшись.
— Ну ребят этих, с ребеночком. Как-либо запомнили?
— Ага! Ага! Оба длинные, востроносенькие, этак вот в кожушках, в джинсах, конечно, потому и не разобрать, кто он есть: девка ли, парень ли. Кудри вот так и сюда, — Матрена Андранитовна помотала ладонями за своими ушами и опустила их к плечам. Сказала с сомнением: — Навроде обе девки. — И вдруг замолчала, как замкнуло ее.
Молчал и Князев, писал протокол. Было тихо. Окно кабинета выходило во внутренний двор, где совсем по-деревенски горбилась тесовая крыша старого сарая, стояла корявая ветла, и только по-городскому тускло серел громадный сугроб снега, сдвинутого сюда машиной.
Шариковая ручка Князева бежала по синему листу протокола, совсем не издавая какого-либо, даже малого звука. И Матрена Андранитовна, следя за рукой следователя, выпростав из-под платка ухо, удивленно и как бы растерянно слушала эту неожиданно наступившую тишину.
— А кто это такие — Маня и Проня? — спросил Князев.
— Да Прошкины. Они проводниками на дальних следованиях работают — муж да жена. Они, когда в поездку едут, на электричку-то идут, та, что в пять семнадцать отправляется. Нынче их не достанешь. Они сейчас на Владивосток жарят в поезде, значит, «Россия». Из Москвы в Владивосток ходит, — пояснила Матрена Андранитовна.
— А Алеха Пигунов?
— Тот тоже по железнодорожному. ПТУ кончил, в Москве. В Москве и работает...
4. — Профессия моя — лифтерша. Но работаю я бойцом вооруженной охраны на втором кожевенном заводе, — говорила Аделия Львовна, поправляя на плечах выношенный лисий воротничок.
Она специально надела его, пристроив на кремовое летнее пальто — единственную, как она считала, модную вещь в этой дыре — Ланске.
Аделия Львовна ни дня не работала по своей основной профессии, закончив в тридцатых годах при Мослифттресте курсы машинистов подъемных средств. В Ланск она попала тогда же, получив «диплом» лифтера. Приехала сюда, как она выражалась, по любви. Но замуж не вышла и, даже более того, превратилась в мужененавистницу.
— Проживаю по Первомайской улице, дом восемнадцать, в квартире номер шесть. Имею отдельную девятиметровую комнату...
Князев писал, но-близорукому низко наклонившись над листом. Сквозь безупречно зачесанные волосы в самом темечке светилась крохотная лысинка, даже не лысинка, а реденькая плешинка, по-странному делавшая Князева по-детски беззащитным.
— Возраст мой — пятьдесять семь лет. — Ей было пятьдесят восемь, но Аделия Львовна привыкла убавлять себе лета. — Фамилия — Дикая-Брукман Аделия Львовна.
— Скажите, Аделия Львовна, вы действительно третьего января одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года в пять часов пятнадцать минут обнаружили в подъезде дома номер восемнадцать по Первомайской улице, — почти без пауз, однообразно говорил Князев, — ребенка, завернутого в одеяло и лежащего на полу под отопительной батареей?