Одинокий?
Я вздохнул.
Я ни в коем случае не хотел быть навязчивым и не сомневался, что у Фостера были на материке дела поважнее вместо того, чтобы нянчиться со мной. Но кто знает... может, ему никогда не выпадал шанс осмотреть достопримечательности, потому что он всегда занят, или, возможно, потому что его никогда не спрашивали, хочет ли он присоединиться. И мы были только вдвоем. Не похоже, чтобы был кто-то, о ком ему нужно было заботиться. Кроме того, Фостер явно не против проводить время со мной.
Ну, во всяком случае, не физически. Он был полностью за секс, до тех пор, пока я желал этого. Это было мое право отказаться, что точно никогда не случится.
Фостер чертовски горяч, у него великолепный член, сильные руки и талантливый рот.
Боже, его язык, его язык...
От одной лишь только мысли о его языке меня снова бросило в жар и растревожило, и это не имело никакого отношения к летнему солнцу. Так что я забрал полотенце на корму, бросил его у лестницы и нырнул в воду.
Океан был такого оттенка синего, который я даже не мог идентифицировать. Я думаю, что слово «лазурный», вероятно, было самым близким по значению, но все равно не идеально соответствующим. Риф был такой красивый, такой потрясающий. Теперь я действительно понял, почему Фостер решил переехать сюда, когда ушел из «крысиных бегов».
Если у меня когда-нибудь хватит смелости, я тоже перееду сюда.
Это осознание — что у меня никогда не хватило бы смелости сделать то, что сделал Фостер, что я связан с жизнью, которая у меня была дома, — поселило чувство тяжести в груди, и оно поразило меня. Это было тревожное чувство, которое выдавливало воздух из легких, и было бы не так ужасно, находись я на суше. Но я плавал один в открытом океане. Я поплыл к яхте, пока давление в легких не стало сильнее, пока эта тяжесть окончательно не поглотила меня. Я схватился за лестницу, пытаясь перевести дыхание и радуясь, что Фостера нет сейчас рядом.
Это паническая атака? Или начало чего-то еще?
Господи.
Я сделал так, как учил мой доктор. Глубоко дыша, я несколько раз повторил про себя, что я полностью контролирую ситуацию, и медленно вылез. Раньше со мной такое уже случалось, но никогда в воде. Чувство удушья, с которым я едва мог справиться, ощущалось иначе, когда кислород становится практически экстренной необходимостью при нахождении вне пределов суши.
Я повязал полотенце вокруг талии, сел на корму, ноги опустил в воду, продолжая выполнять упражнение на дыхание, пока не почувствовал, как сдавливание отступает. Теперь я в порядке. В безопасности. И полностью контролировал ситуацию. Я слышал, что Фостер разговаривает с кем-то по радио, подтверждая нашу швартовку сообщением, и его голос помогал мне успокоиться.
Или, может быть, осознание того, что я был не один, успокоило меня.
Потому что дома, даже в окружении сотен людей, единомышленников, коллег я всегда был одинок. А здесь – наоборот. Довольно иронично, что на открытом просторе Кораллового моря и Тихого океана, я чувствовал, что не один.
Я покачал головой и вздохнул максимально глубоко, встал и направился к кабине капитана. Фостер, с планшетом в руках, общался по рации, проверяя какой-то список, и удивленно улыбнулся мне. Он явно не ожидал увидеть меня так скоро. Я похлопал его по плечу, выражая признательность, но отправился прямиком в свою каюту и закрыл дверь.
Я принял душ и повесил плавки на перила, чтобы они высохли, натянул трусы и заполз на кровать. Мне нужно было немного побыть наедине с собой и время, чтобы осмыслить, что сейчас произошло. В глубине души я понимал, что следует позвонить врачу и рассказать ей о случившемся эпизоде в океане; я мог оказаться в настоящей беде, если бы не находился так близко к яхте. Возможно, я излишне драматизировал ситуацию и слишком бурно отреагировал. Или, может быть, это было так близко к правде, что напугало меня.
Я перевернулся и нашел свой телефон, но не смог заставить себя включить его. Мне внушали ужас сотни электронных писем, пропущенных звонков, текстовых и голосовых сообщений, которыми, без сомнения, завалит меня, как только я его включу.
Вместо этого я вернул телефон на тумбочку, натянул простыню на бедра и закрыл глаза.
***
Немного позже легкий стук в дверь разбудил меня. Полусонный, я поднял голову и увидел, как Фостер просунул голову в дверной проем.
— Ты в порядке?
Я сел.
— Да. — Мой голос был грубым, я потер лицо и провел по волосам.
— Должно быть, похмелье бесшумно подкралось к тебе, — сказал он, но в его глазах читалось беспокойство.
— Не-а, я в порядке, — ответил я. Я посмотрел вниз и обнаружил, что простыня покрывает большую часть моего тела, хотя сквозь нее совершенно четко просматривалось, что на мне не надето ничего, кроме красных трусов. — Который час?