Я протянул Фостеру крем и приподнял бровь.
Он выхватил бутылку, развернул меня и прижал к столу. Его член вжался в мою задницу, когда Фостер горячо и хрипло прошептал мне на ухо:
— Тебе не выстоять в этой игре против меня.
Он выдавил холодный крем на мою кожу, втирая его в плечи, спину, нажимая так, чтобы я склонился над столом, прижатый его бедрами, и потерся своим стояком о ложбинку между ягодицами. Единственное, чего мне хотелось – просто стянуть плавки и умолять Фостера заполнить меня, но к тому времени, как я смог формулировать мысли в слова, он уже отошел.
— Твоя спина готова. Я принесу полотенца.
Я встал, тяжело дыша и испытывая легкое головокружение и чрезвычайное возбуждение. Мой член едва помещался в плавках, натягивая ткань, и когда Фостер вышел из своей комнаты, то посмотрел на мое лицо, на мою промежность, затем снова на лицо, и улыбнулся.
— О боже, а у тебя там действительно большая проблема. — Потом швырнул в меня чистое полотенце и, смеясь, стал подниматься по лестнице. — Кто последний – тот вонючка!
— Ненавижу тебя, — крикнул я, но его смех был единственным ответом.
Я последовал за ним как раз вовремя, чтобы увидеть, как Фостер нырнул, а потом ухмыльнулся мне из воды.
— Тащи свою прекрасную задницу сюда, — позвал он.
Я бросил полотенце и прыгнул, надеясь, что вода охладит мой стояк. Но она оказалась слишком теплой и не принесла облегчения. И, конечно же, Фостер подплыл прямо ко мне, и, прижавшись практически всем телом, поцеловал.
— Я был немного груб с тобой раньше?
— Да. Это было жестоко – так дразнить меня.
Он рассмеялся.
— Я заглажу свою вину позже.
— Уж постарайся.
— Давай-ка посмотрим, что у нас там по порядку, — сказал он с усмешкой. — Солнечные ванны, обнимашки, обед, плавание, секс, ужин, снова секс.
— Правильно. Хотя я надеюсь, что ты открыт для импровизаций.
— С чего бы это?
— Потому что, возможно, придется перенести секс на время до обеда, а обнимашки – на после.
Фостер ухмыльнулся:
— Я подстроюсь.
И он сумел подстроиться. Мы лениво начали на палубе, растянувшись на солнышке, чтобы обсохнуть, что привело к прикосновениям, к поцелуям и к тому, что я забрался сверху на Фостера, потираясь об него. Мне уже было все равно, увидят ли нас проходящие мимо лодки; у меня были более насущные потребности.
Поэтому Фостер отвел меня в мою комнату, положил на кровать, но я был так возбужден, что кончил, как только он вошел в меня.
Остаток дня прошел так, как я и планировал. Мы кормили друг друга фруктами, слизывали сок с подбородков и губ, дремали в объятиях друг друга, еще раз поплавали, приготовили ужин и снова занимались сексом. И я заснул в объятиях Фостера на своей смятой постели, измученный и насытившийся. И, впервые за долгое время, счастливый.
***
Последующие два дня прошли практически так же. Мы проплыли вокруг рифа Гастингс до рифа Язычок, затем двинулись на восток, к рифу Опал, а когда останавливались, то плавали, ныряли с масками и трубками, нежились на солнышке, целовались и занимались необыкновенным, невероятным сексом.
Погода стояла прекрасная. Синее небо, спокойные воды, переливающиеся всеми оттенками голубого: лазурным, бирюзовым, аквамариновым и зеленовато-синим. Палящее солнце, невероятная еда, задорная текила и Фостер... ну, он был просто удивительным.
Мы говорили обо всем – от финансов и мировой экономики до окружающей среды и детских мечтаний о том, кем хотели бы стать, когда вырастем. Мы делились историями о первых поцелуях, первом сексе, неудачных стрижках и самых счастливых детских воспоминаниях.
Нам было комфортно находиться рядом и вместе. Если бы меня изолировали с кем-то другим, я бы, наверное, сошел с ума, запертый на четырнадцатиметровой яхте. Но с Фостером мы легко перемещались по этому пространству, брали тайм-аут, когда нам было нужно, включая прикосновения и поцелуи украдкой.
Фостер научил меня вязать морские узлы, делать заправку для салата, понимать сигналы рук, когда мы ныряем с маской и трубкой, и он учил меня в постели.
— Как ты думаешь, если мы уплывем, кто-нибудь заметит? — спросил я.
Мы бездельничали на палубе, греясь на солнышке. Фостер был одет в шорты для серфинга, а я в свои белые плавки; моя голова лежала на его бедре, и Фостер зарылся пальцами мне в волосы, нежно и расслабленно потягивая пряди, заставляя хотеть никогда и никуда не двигаться.