— Я мог бы привыкнуть к тому, — сказал он, — что меня каждый день катают вокруг Уитсанди.
— Ну, не слишком уж привыкай, — сказал я. — Лодка справа...
— По правому борту, — поправил он, но выглянул из-за меня, положив руку мне на талию. — Они в двух милях отсюда, Стюарт.
— Да, но не надейся, что я знаю, что, черт возьми, делать, если они подойдут слишком близко. Могу я просто крикнуть им, чтобы они уплыли?
Он фыркнул.
— Это не совсем так работает.
— Ну, а должно бы. Не хочешь за штурвал?
— Не-а. — Он откинулся назад, снова перекинул руку через мою ногу и закрыл глаза. — У тебя все под контролем.
И в таком состоянии мы оставались довольно долго: Фостер делал вид, что отдыхает, время от времени поглядывая, а я делал вид, что знаю, как управлять яхтой. Но довольно скоро мерцание на горизонте превратилось в землю.
— Эм-м, капитан?
— Хм-м?
— Земля!
Фостер вскочил на ноги, снова прижался ко мне сзади и провел яхту вокруг южной точки острова. Вообще-то островов было несколько, а самый большой, Лоу-Айлз, был площадью около двух гектаров, по крайней мере, со слов Фостера. На северной стороне была бухта, небольшая гавань, которая была популярна и загружена в течение дня. И где мы могли бы бросить якорь, если ветер усилится. Но мы держали курс к восточному берегу, куда обычно никто не заплывал. Фостер сказал, что здесь есть рифы, которые можно исследовать, но они не идеальны.
Однако тот факт, что там никого не было, делало это место подходящим для нас.
Мы бросили якорь, плавали и ныряли с маской и ластами, загорали, обнимались и целовались на палубе, как подростки. Я лежал на спине, а Фостер на животе, и наши губы были заняты ленивыми нежными поцелуями. Когда Фостер погладил мой стояк, то улыбнулся прямо мне в губы.
— Ты, очевидно, чувствуешь себя намного лучше.
— Намного.
Он закусил губу.
— Насколько именно?
Я уловил его мысль. Фостера выдавал горящий огнём взгляд.
— Ну, я мог бы почувствовать себя еще лучше, — ответил я с ухмылкой.
— Да, и что же для этого нужно?
— Совершенно уверен, что основательный трах меня поправит быстро и качественно.
Он засмеялся и поднялся на ноги, а мой взгляд метнулся к его паху, когда он сжал себя. Фостер протянул мне руку.
— Тогда давай не будем заставлять тебя ждать.
На этот раз он привел меня в свою комнату, и что-то изменилось. Он был другим. Его действия не были преисполнены жаркими объятиями, отчаянными притягиваниями и отталкиваниями. Все было медленно и тягуче, а прикосновения – мягкими и нежными. Он уложил меня на свою кровать, нежно растягивая пальцами, и целовал, томно и восхитительно, пока я не стал глиной в его руках.
Он словно лепил меня, податливого и жаждущего, и когда, наконец, оказался во мне, не было никакого «втрахивания в матрас». Я лежал на спине, прижав колени к груди, а Фостер находился внутри меня, держа мое лицо и целуя меня так глубоко, словно поглощая.
Он наполнял меня медленно, достигая самых потаенных мест.
Он занимался со мной любовью.
Каждый толчок был для моего удовольствия. Каждая ласка дарила прекрасные ощущения, каждый поцелуй показывал, как сильно Фостер меня хочет.
Он буквально вырвал из меня оргазм, похожий на мучительный взрыв блаженства, а затем держал меня в объятиях, пока я распадался на атомы. Войдя максимально глубоко в последний раз, он напряг каждый мускул, пока кончал; его лицо в этот момент было невыразимо прекрасным.
Фостер рухнул на меня, и мы долго пролежали так. Ни один из нас не хотел двигаться. Я рисовал круги на его спине, и он глубоко вздохнул, прежде чем отстраниться и поцеловать меня.
О да. Все определенно было иначе.
Что-то между нами изменилось. Немного страшновато и удивительно. Что-то, к чему я не мог подобрать слов; то, что я не хотел изучать слишком пристально. Я просто хотел обнять Фостера, чтобы он обнял меня в ответ и продолжал целовать, как сейчас.
Я подумал, что ему, наверное, нужно пойти наверх и проверить, все ли в порядке. Но он этого не сделал. Во всяком случае, не сейчас. Мы остались в постели. Пообедали в постели. Целовались, смеялись и снова занимались любовью.
Ближе к вечеру мы снова поплавали. А потом сидели на скамейке в кабине. Я устроился между ног Фостера, прижавшись спиной к его груди. Вместо того чтобы заплыть в бухту, мы остались там, где были, и наблюдали закат, а Фостер держал меня в объятиях.
Когда последние лучи солнца превратили оранжевое небо в пурпурное, он поцеловал меня в макушку.
— Сегодняшний день был идеален.
Я повернулся в его руках.
— Да, это так. И я не хочу, чтобы он заканчивался.
Я, наверное, не хотел так много признавать, но Фостер будто открыл что-то во мне.