Он открыл глаза и застонал.
— Ты можешь немного привстать?
Он попытался двинуться с места, поэтому я помог ему, подняв за плечо. Он был очень тяжелым и стонал, словно от движения ему становилось хуже. Я потянул его за руку, вероятно, грубее, чем следовало бы, и быстро застегнул ремень вокруг его талии. Но, по крайней мере, теперь пояс был на нем. Фостер снова опустился на пол, и я поднял его голову более осторожно, чем позволил себе дернуть за руку, сунул под нее подушку, и он попытался снова свернуться калачиком. Я наконец-то устроил его, прежде чем он снова встал на колени и его затошнило. Теперь из него выходила зеленая желчь, и я знал, – после употребления слишком большого количества дешевого вина во времена моей учебы в университете – насколько это ужасно.
Когда Фостер закончил и снова свернулся на полу, я взял губку и протер ему лицо.
— Спасибо, — пробормотал он.
Я ухватился за его миг просветления.
— Фостер, я попытаюсь провести нас через пролив в бухту. — Над головой грянул гром. — Тут шторм ударит по нам слишком сильно.
Он посмотрел на меня мутными глазами и опустился обратно на пол. Я снова накрыл его простыней и огляделся. Вообще-то, он был довольно хорошо изолирован в ванной. Он не смог бы слишком сильно удариться об пол, но я вернулся, схватил диванные подушки и обложил их вокруг Фостера для верности.
Яхта теперь качалась равномерно, и мы, казалось, раскачивались из стороны в сторону, а не от носа к корме, что подсказывало мне, что лодка, похоже, стоит не в том направлении. Я распахнул дверь кабины, однако из-за ветра ее захлопывало. Я толкнул ее изо всех сил и поднялся наверх, но тут же пожалел об этом.
Небо было темнее, чем я помнил. Ветер усилился, волны стали выше, косой дождь хлестал как из ведра. Я не мог ничего разглядеть за бортом яхты.
Блядь.
Последнее, что мне было нужно – это оторвать якорь или, чтобы он, зацепившись, накренил борт яхты, и мы опрокинулись. Я подошел к штурвалу и развернул лодку к якорному тросу, пытаясь дать ему больше пространства. Ветер толкал, волны тянули, дождь лил как из ведра, но изменение угла привело к раскачиванию назад. Этого оказалось достаточно. Трос дернулся и начал втягиваться, освобождаясь от того, что удерживало его.
Затем я вспомнил, как Фостер рассказывал мне, что однажды он попал в шторм второй категории. Неужели это было так же, как сейчас? Это вторая категория?
Я старался не думать об этом.
Но Фостер не стал вдаваться в подробности, а я не подумал спросить. Это была информация, которую мне вообще не следовало знать!
Ладно, просто дыши, Стюарт.
Мне нельзя было терять голову. И нужно сориентироваться.
Каждый раз, когда молнии освещали небо, я мог видеть остров слева от меня, но он располагался на семь часов, а мне было нужно, чтобы он указывал на девять. Север располагался на двенадцать часов, и мне нужно было идти на север, к верхней части острова. Я повернул штурвал, пытаясь развернуться против волн. Удары приходились немного боком, потому что если бы я повернул нос в шторм, то никуда бы уже не уплыл. А если я отверну нос от шторма, то сяду на мель около острова. Мне нужно было удерживать направление ветра по правому борту, как бы неправильно это ни казалось.
Я понятия не имел, что делаю.
Дождь и ветер хлестали меня по лицу, и я промок до нитки. Мои руки дрожали. Все мое тело трясло. И вовсе не от холода – я был до смерти напуган. Но я повернул ключ, и когда дождь и волны обрушились на приборную панель, увидел, как ожили датчики.
Я уж было подумал, что двигатель не завелся. Из-за шторма я не мог слышать его тихого гула, но датчики показывали мне, что он работает. Чёрт! Разве я не должен поднять якорь после того, как завел двигатель? Но теперь слишком поздно! Прогрохотал гром, молния расчертила темнеющее небо, напугав меня до смерти. Но это каким-то образом заставило меня сосредоточиться, и я притворился, как делал это всегда, что умею управлять судном.
По правде говоря, я понятия не имел, как это делать.
Я держался за штурвал, когда Фостер был за главного, как ребенок держится за руль автомобиля, сидя у отца на коленях.
Я понятия не имел, как быстро идет яхта, и не имел представления, на какой скорости она вообще должна идти. Я жал на дроссель, но не до упора. Как бы я ни хотел вдавить его в пол и ускориться, чтобы избежать этого кошмара, я знал, что безопасность и устойчивость важнее всего.
Лодку подбросило на волне, и я подумал, что другой стороны больше нет. Казалось, падение длилось целую вечность, но, приземлившись с глухим стуком, яхта рассекла бушующие воды под неправильным углом.