Но на этот раз Фоменко ему «промокашку» не предложил.
— Кончилась, — виновато улыбнулся он.
— Врешь… — сурово посмотрел на него Григорий.
— Вот те… — старик перекрестился.
— А когда?
— Завтра, обещаю. А что, деньжатами обзавелся?
И все-таки наступившей ночью Чернов разговорил старика, и тот как-то легко выложил ему все свои секреты. Даже слишком легко, но Григория это «слишком» не смутило.
— Так ты уборщиком вкалываешь?
— Ну да… — подложив под подбородок подушку, самодовольно ухмылялся Фоменко. При этом его согнутые в коленях тоненькие ножки беззаботно болтались в воздухе. — Ты в суд, а я на праведный труд.
— И как же тебя?… Выпускают, что ли?…
— Да, в каком-то смысле я чувствую себя свободным человеком, — с гордостью выдохнул старик. — Я выхожу во двор, убираюсь там. Смешно сказать: уборка. Пару раз метелкой взмахну, и все дела. У меня даже и комнатка своя имеется. Маленькая такая каморочка, три на два, но своя!.. Веришь?
— Верю-верю, — закивал Григорий. — А они не боятся, что ты сигануть вздумаешь?
— Куда сигануть?
— Ну это… Я уж не знаю… Ну ты же во дворе ошиваешься, а это уже полдела.
— Некуда мне тю-тю… — погрустнел Фоменко. — Да и здесь неплохо живется, грех жаловаться. А ведь тебе, наверное, интересно, откуда у меня «промокашки»?
— Это не мое собачье дело… — пробубнил Чернов, а у самого сердце сжалось в предвкушении. Вот оно!
— Очком чую, что ты парень надежный, — хитро прищурился дедок. — С тобой и тайной поделиться можно…
— Лучше не надо, — предупредил его Григорий.
— Что, выдашь? Выдашь, да?
— Выдать не выдам, но… — Чернов неопределенно пожал плечами. — Мало ли… А всех собак потом на меня…
— Я воробей стреляный, меня на мякине не проведешь, — Фоменко поманил сокамерника корявым пальцем. — Сядь рядом со мной… Вот так… Если бы ты хотел на меня стукнуть, то давно бы стукнул.
Чернов громко сглотнул. Главное — не форсировать события, отдать инициативу старику.
— Мне помощник нужен, — стремительно оправдывал возложенные на него надежды Фоменко. — Надежный помощник — ты как раз сгодишься.
— Я? — «удивился» Григорий.
— Нет, Пушкин!.. Поклянись, что все останется между нами.
— Гадом буду!.. — Чернов провел ногтем большого пальца по горлу.
— Я верю тебе, соколик, у тебя честные глаза. Так вот, слушай меня внимательно… Хочешь как-нибудь подменить меня?
— В каком смысле?
— Ну, я притворюсь захворавшим, а ты вместо меня метелочкой по двору вжих-вжих, вжих-вжих!.. Я уж похлопочу, чтоб именно тебя на мое место…
— Не отказался бы, — польщено улыбнулся Григорий.
— Но за это ты должен будешь кое-что сделать, — старик умолк, лукаво поглядывая на Чернова.
— Я слушаю…
— В следующую среду, в семнадцать ноль-ноль, поступит новая партия «промокашек», — тихо заговорил Фоменко. — Пачка из-под сигарет «Ява» будет лежать на дне пустого мусорного бака… Ты возьмешь эту пачку.
— Понятно… — кивнул Григорий. — А много там этих баков?
— Столько, сколько умещается на телеге, — шесть.
— На телеге?…
— Да, мусор с тюремного двора вывозит лошадка. «Значит, мне этот „фырк“ не померещился!»
— Но почему?
— Экономика должна быть экономной, — захихикал старик. — Наше начальство, эти жмоты поганые, берегут каждую копеечку. Лошадка довозит баки до ближайшего двора, якобы это жители насорили, а уж там их подхватывает грузовик-мусоросборщик.
— А разве нельзя, чтобы мусоросборщик сам въехал во двор?
— Можно, но за это надо отстегивать городской администрации. В веселое время живем, черт побери!.. Не удивлюсь, если тюрьмы вскоре перейдут на хозрасчет и самофинансирование!..
«И откуда только этот урка такие словечки знает?»
— Так вот, — лицо Фоменко вновь сделалось серьезным и сосредоточенным, — в следующую среду, в пять часов вечера, ты подойдешь к мусорным бакам, осторожненько так, ненароком заглянешь в один из них и…
— …и выну пачку сигарет «Ява». В ней и будет лежать бумага, пропитанная наркотиком ЛСД, — отчитывался о проделанной работе Чернов. При этом он невольно принял типичную для доносчиков позу — ссутулился в плечах, втянул живот, а голову склонил чуть набок.
— Так-так, хорошо… — блаженно полузакрыл глаза капитан. — А что дальше?
— Дальше я должен буду оторвать небольшой кусок этой бумаги и спрятать ее под стельку, а остальное бросить на лестнице, которая ведет в хозчасть, и возвращаться во двор.