— Нет-нет, он жив, — уговаривал себя Чернов. — Он просто потерял сознание. Он жив… — И, вырвавшись из секундного оцепенения, приказал Герману: — Влезай на нее, быстро!
— Я не умею…
— Встань на телегу, я тебе помогу!
Тот был уже в таком обмороженном состоянии, что согласился бы на любое безумие. Ухватившись скрюченными пальцами за гриву, он оперся одной ногой о телегу, а другую перекинул через Дуняшу.
— Крепко сидишь?
— Вроде… — Герман тупо уставился на гаечный ключ, который до сих пор держал в руке. И как он забыл про него, не пустил в ход? Но теперь было уже поздно.
— Эй, я не понял! Это че такое, а? А ну назад! — Держа автомат навскидку, им навстречу бежал охранник.
— Пацан, не суетись! — улыбнулся ему Григорий, выглядывая из-за плеча посиневшего от холода капитана. — Мы же свои! Просто на лошадке решили покататься!
— Я вам дам — покататься! — Парнишка щелкнул предохранителем. — Оба слазь, живо! Стрелять буду!
Только сейчас он увидел лежавшего в отрубе мусорщика, и нижняя челюсть его медленно отпала. Весь ужас создавшейся ситуации усугубляло маленькое черное отверстие, направленное ему в лоб.
— Брось автомат, — грозно приказал Чернов. — Иначе я тоже буду стрелять. Посмотрим, кто из нас ловчей.
— Слышь, ты, он не шутит, — разлепил губы Герман. — Это очень плохой человек. Он взял меня в заложники…
— В залож… — Солдатик осекся.
В такие переплеты ему еще попадать не приходилось. Раньше все было тихо — мирно, никаких ЧП, и вдруг… От неожиданности он совершенно растерялся, но автомат не бросил.
— Открой ворота.
Парень не двинулся с места.
— Слышишь, служивый? Ворота открой!..
Лишь выстрел в воздух привел солдатика в чувство. Повернувшись на каблуках, он понесся к КПП с истерическим криком:
— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!
Держа пистолет в вытянутой руке, Чернов пустил лошадь шагом вслед за ним. Дуняша оказалась на удивление понятливой. А какой смелой! От выстрела даже не вздрогнула!
— Кто стрелял? — Из каменной будки вынырнула дородная мужская фигура. — Рядовой Бульбец, что там у вас происходит?…
— Рыпнешься, схлопочешь пулю в лоб!.. — не дав ему опомниться, закричал Григорий. И как бы в подтверждение своих слов, несколько раз пальнул лейтенанту под ноги. — Отворяй ворота!
Все-таки в мирное время мало кому хочется погибать дуриком. И лейтенант, попятившись к будке, совсем по-детски залебезил:
— Я открою… Я обязательно открою…
«А может, они еще не поняли, что это побег? — мелькнуло в голове Чернова. — Точно, не поняли!.. Думают, что пьяные офицеры развлекаются…»
— Брось автомат! — Он приставил пистолет к виску Германа. — Я ему мозги вышибу! Брось!
Солдатик смотрел на него с суеверным ужасом и только тупо качал головой из стороны в сторону.
Из-за ворот послышался требовательный автомобильный сигнал — «воронок» доставил новый груз.
В этот момент у Дуняши что-то захрипело внутри. Тяжело ей, бедняжке.
«Боливар не выдержит двоих», — почему-то вспомнилось Чернову.
— Значит, так, — зашептал он на ухо Герману. — Как только выберемся отсюда, сразу прыгай. Усвоил?
— Сразу прыгну… — сдавленно пообещал капитан.
Ворота медленно отъезжали в стену. Слишком медленно.
— Приготовься, милая… — Григорий натянул поводья и, дождавшись, когда спасительная щель вырастет до таких размеров, чтобы через нее могла пройти лошадь, воскликнул: — Н-н-но! Пошла! Пошла!
На какое-то мгновение их ослепили яркие фары грузовика. Дуняша робкой рысью прогарцевала вдоль его правого борта, и Чернов не без удовольствия успел заметить, как вытянулась физиономия водителя.
— Стреляй! Стреляй в них! — Вывалившийся из будки лейтенант набросился на солдатика. — Это же побег!
— Прыгать? — оглянулся Герман.
— Давай… — И Григорий помог ему, сильно толкнув в спину.
А солдатик вскинул автомат и готов был уже пустить очередь, но вместо лошади увидел перед собой тупое рыло «воронка».
— А теперь потерпи, — Чернов подался всем телом вперед. — Будет немножко больно…
У каждой лошади есть такое потаенное местечко, по которому цокнешь каблуками (не ударишь, не ткнешь, не надавишь, а именно цокнешь), и — будь она хоть дряхлая, хоть слепая, хоть о трех ногах — понесет так, что ветер в ушах зазвенит.
И Григорий цокнул.
И Дуняша понесла, опрометью, не разбирая дороги.
— За ним! В погоню! — сорванным голосом верещал Герман, тяжело поднимаясь с заснеженного асфальта. — Что же вы стоите, идиоты!!!