Наташа вынуждена была отступить, сдаться. Силы явно не равны. Если ее растерзают, это никак не поможет родным.
«С Витей и Инночкой все в порядке, — успокаивала она себя, с опаской обходя раскинувшееся на полу мертвое тело. — Они уже погуляли, пообедали и сейчас смотрят телевизор…»
И вдруг рычание сменилось радостным лаем. Да-да, радостным, не было в нем ни капли агрессии, ни капли ненависти.
Кто-то в куртке-«аляске» с надвинутым на глаза капюшоном вошел в ворота, и этого кого-то собаки обступили со всех сторон, завиляли хвостами, запрыгали на задних лапах… Они признали его, они ему жаловались… А он присел на корточки и гладил их огромные плюшевые морды, ласково почесывал за обвислыми беспородными ушами…
И Наташа уже не смогла тронуться с места, ее будто паралич разбил. Не зная, то ли бросаться к незнакомцу и благодарить его за счастливое спасение, то ли прятаться от него в самый темный закуток кладовки, она стояла посреди громадного холла и слушала, как приближаются шаги. Вот он поднимается по скрипучей лестнице, а вот и притопывает, стряхивая снег с подошв.
— Ну что вы, мои хорошие? Рады, рады, да? Ох, как мы рады! — наконец долетел до Наташи его голос. — А где наш хозяин? Дым из трубы валит, а хозяин не встречает!.. Дружок, это ты так вырос? Ох, какой!..
И она узнала этот голос.
Чернов!..
Он долго и безмолвно смотрел себе под ноги, не замечая, что начавшая уже запекаться кровь липла к его ботинкам. Потом поднял растерянный и какой-то беспомощный взгляд на Наташу, увидел ее исцарапанное, в ссадинах лицо, перебинтованную руку, рваные штанины джинсов…
— 3-за-зачем вы?… — заикаясь, еле слышно произнес он. — 3-зачем вы эт-то?… Зачем?…
— Что?… — Наташа невольно начала пятиться, а Чернов так же невольно на нее наступать, повторяя, словно молитву:
— Зач-чем вы? Так это вы? Но зач-чем?…
«Он что думает? Что это я зарубила Никифорова? Точно — псих. Или же… Сам убил и тут же забыл про это? Такое случается у ненормальных…»
— Убийцу часто тянет на место преступления, не так ли? — Из ее груди вырвался нервный смешок.
— Зачем же?… — жалко развел руками Григорий. — Это вы… Что он вам сделал?…
— Забыл что-то, Чернов? Следы пришел замести? Ну-ну, давай, давай, я тебе мешать не буду!..
— Это не я… Не я!.. — Чернов оглянулся на труп, и голос его дрогнул: — Господи, сколько ж можно?… Прости, Толька!.. Ты из-за меня!.. Из-за меня!.. — И он с ненавистью уставился на Наташу: — Я вам вчера все сказал!.. Тебе, сука! Про Тольку никто не знал, только я и ты!.. И ты его… Сука, ты его…
Они стояли друг против друга как вкопанные, будто между ними выросла прозрачная, но крепкая стена.
— Чернов!..
— Сука!.. — Из глаз Григория брызнули слезы. — Ты же сука!.. Это ты все подстроила!.. Ты дергала за ниточки!.. Ну да, конечно! Все под рукой!.. Хочешь — двинула влево, а хочешь — вправо!.. А где же твой Порогин? Что же он? Струсил?
Такую растерянность и скорбь не сыграть ни одному актеру, даже самому великому.
— Я ничего не понимаю, — потрясенно выдохнул Чернов. — Я не понимаю…
Нет, он не опасен, он не будет убивать. Он заблудился, и ему нужна помощь. И единственным человеком, кто сейчас может помочь ему…
— Так кто еще мог знать об этом?
— Сам Толька… А еще его знакомый, Кирилл…
— Что за Кирилл?
— В тот день, пятого апреля, на дачу они ко мне вдвоем приезжали. Я Кирилла видел в первый, и последний, раз.
— А фамилия?
— Кажется, он называл, но я не помню… — Чернов покачал головой. — Нет, не помню…
— А что с той магнитофонной записью? Откуда она взялась?
— Могу только догадываться…
— И о чем же вы догадываетесь?
Григорий подавленно молчал.
— Он? — Наташа кивнула на труп.
— Больше некому… — И вдруг Чернов будто опомнился: — Вы уже сообщили в милицию! Они сейчас приедут, а вы меня специально задерживаете!..
— Рада бы, да телефон не работает, — улыбнулась Наташа.
Улыбнулась так искренне, так обезоруживающе, что Григорий не мог не поверить.
И напряжение сразу спало, улетучилось. Наташа убедилась окончательно, что Чернов не сделает ей ничего плохого, а тот, в свою очередь, понял, что Наташа ему не враг.
— Вы оклеветали себя на суде?
— Да…
— Вы не убивали Бортникова и Ротова?
— Сыном клянусь, не убивал…
— Но почему нашлось столько свидетелей, которые видели вас пятого апреля? Инспектор ГАИ, старушка соседка, служащие аэропорта?
— Это был не я…