«Надо бы автограф попросить», — подумала она.
— Я готов, — сказал оператор, посмотрев в глазок кинокамеры.
И все затихли. Тишина была какая-то возвышенно-торжественная.
На разобранной кровати (Наташиной кровати) лежала полураздетая девица и с виноватым видом смотрела на старичка в дорогой замшевой куртке и с трубкой в зубах (должно быть, Гольдберг), который эксцентрично потрясал в воздухе тонкими руками и горячечно шептал:
— Представь, что ты хочешь меня… Представь, что я именно тот, о ком ты мечтала всю жизнь! — Старичок щелкнул пальцами, подыскивая подходящее определение. — А-а, вот! Принц на белом коне! Улавливаешь?
— Ага, деловито кивнула девица, но ее тоскливый взгляд вряд ли можно было принять за большое желание. — Попробую.
— Попробуй, детка, — взмолился режиссер. — Пленки на один дубль. Не подведи. Мотор!
— Есть! отозвались из-за шкафа.
— Камера!
— Пошла… — гулко произнес оператор с интонацией матроса, ползущего навстречу вражескому танку с гранатой в руке.
— Начали!.. — Нервно покусывая кулак, Гольдберг присел на корточки. — Так-так-так… Очень хорошо… Посмотри на меня… Вспомни, ты меня хочешь…
А девица томно перекатывалась по кровати, меняя при этом позы (и так повернется, и эдак), маняще заглядывала в объектив камеры и облизывала язычком ярко накрашенные губы. Вот она потянулась рукой к бутылке, неторопливо свинтила пробку, окунула горлышко в граненый стакан…
Только сейчас Наташа с ужасом узнала на ней свое белье! Розовые шелковые трусики и французский лифчик с застежкой «Жозефина», купленные в Страсбуре… Сама не надевала, берегла неизвестно для какого случая. Это что ж такое, в конце-то концов?!
— Снято! — хлопнул в ладоши Гольдберг. — Всем спасибо, съемка окончена. Молодец, Дуняша, туда-туда, поймала зерно… — Его пронизанный плохо скрываемым разочарованием взгляд вдруг остановился на Наташе. — Детка, завари-ка мне чайку покрепче.
И она, будто загипнотизированная, побежала на кухню, переступила через наваленные на пол мешки, открыла висячий шкафчик, отыскала заварку, бросила на плиту чайник… Стоп! А Инна где?
— У Багиных, — как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил Виктор. — С Валюшкой играется.
— Играет, — автоматически поправила Наташа, но он ее уже не слышал, поскакал к позвавшему его Гольдбергу.
Наташа зашла к соседке. Инна и толстощекий карапуз Валюшка сидели в огромном резиновом манеже и лыбились друг на друга.
— Можно, и я у вас посижу? — попросила Наташа. — У нас кино снимается… Недолго, заканчиваю уже.
— Кино? — всплеснула руками мать карапуза.
— Да, параллельное, — Наташа устало полуприкрыла глаза. — Режиссер Гольдберг. Знаете такого?
Орава киношников вымелась как-то быстро и слаженно, оставив после себя букет непривычных запахов и кучу мусора. Правда, мебель ребята все же удосужились поставить на место.
Инночка устала в гостях и сразу попросилась в кроватку. Наташа не успела спеть первый куплет колыбельной, как дочурка крепко уснула.
— Голодный, как чертяка! — Проводив Гольдберга до автомобиля, Виктор вернулся еще более возбужденным. — Давай-давай, — потирал он ладони, — мечи на стол.
Наташа открыла холодильник. Он был пуст.
— Тю-ю-ю… — удивленно протянул Виктор. — Когда это они успели?
Ели вареную картошку с хлебом. Хорошо хоть гости не слопали детское питание.
— Ты хотя бы предупреждай в следующий раз, ладно? — Наташа укоризненно посмотрела на мужа.
— Закручивается, Татка! — практически не жуя проглатывал картофелины Виктор. — Закручивается.
— Что закручивается?
— Жизнь закручивается, Татка! Хорошая жизнь. Я ж выставку открываю!
У Наташи невольно открылся рот. А Виктор, заметив, какое впечатление его слова произвели на жену кайфовал от значимости момента.
— Да-да, выставку, — небрежно повторил он. — Через неделечку. И не где-нибудь, а в Малом Манеже. Вот так, Татка, вот так… Ну, разумеется, пресса, телевидение, информационная поддержка, все как полагается.
— Погоди-погоди, Вить… — постепенно начала приходить в себя Наташа. — Я знаю все выражения твоего лица…
— Ну?
— Кажется, ты не шутишь…
— Какие шутки, мать? — Виктор уронил на пол кусочек картошки и затолкал его ногой под стол. Тонкая натура. — Какие шутки? Все уже на мази! Завтра договор подписываю!