Порогин слушал Клавдию зачарованно, ему так не хотелось прерывать ее дивный монолог, но все же он честно признался:
— Что-то не врубаюсь…
— Лошади, Игорек, лошади! — Оттолкнувшись ногами от пола, Клавдия по-девчоночьи провернулась в кресле. — Милые умные мордочки, копыта очень стройные и добрая душа! Ты до сих пор не понял, кто на самом деле этот Чернов?
— Кто?
— Конь в пальто! — невольно скаламбурила Клавдия. — Хорошо, даю подсказку. Представь, ты сидишь на лошади, а она заупрямилась, ни в какую! Что тебе может помочь?
Наконец до Игоря дошло. Его губы растянулись в глуповатой улыбке и прошептали:
— Господи… Это же сам Хлыст…
МЕСТЬ БОГОВ
К вечеру в городе только и было разговоров, что об убийстве молодого воришки.
Торговки на рынке пересказывали друг дружке подробности преступления. Одна выдумка громоздилась на другую, и теперь уже было невозможно уяснить, что же произошло на самом деле.
— Я сама слыхала, — говорила толстая торговка рыбой, обхватив мокрую плетеную корзину, до краев полную шевелящимися крабами и огромными раковинами моллюсков, — ему отрезали голову и вспороли живот.
Его нашла старая овца, учуявшая запах крови. Она ела его выпавшие кишки.
— Какой ужас! — схватился за пухлые щеки торговец оливковым маслом, и его румяное лицо затряслось от страха. — Не хотел бы я оказаться на месте бедняги. Однажды он попытался умыкнуть у меня амфору с прекрасным маслом, а я дал ему от ворот поворот и еще навешал тумаков. Теперь я думаю: пусть бы он забрал себе это масло, ему так мало оставалось радоваться жизни.
— А все из-за распутства, — вставила беззубая старуха, сморщенное лицо которой было похоже на ссохшуюся земляную грушу. — Не надо было якшаться со всяким отребьем. На днях я видела его с этим… у него еще через всю щеку шрам был.
— Да-да, — поддержала рыбачка, — я тоже помню этого человека. У него злющие глаза. Я слыхала, он приплыл к нам на остров издалека.
— Как приплыл, так и уплыл, — сообщил торговец маслом. — Я своими глазами видел, как нынче утром он уселся на судно, отплывавшее в Коринф. Он увозил с собой одну-единственную старую кожаную суму, правда, очень тяжелую, как мне показалось.
— Он был очень подозрительный, — заявила старуха, — а глазки так и бегали.
— Что бы ни случилось, он уплыл, а бедный мальчик мертв. Говорят, это дело рук какой-то богатой женщины.
— Богачки, они такие!..
Лидия прошла мимо, сделав вид, что разговор ее вовсе не касается. Однако она специально явилась на рынок, прихватив с собой пустой сосуд для молока, чтобы послушать пересуды и узнать последние новости об убитом.
Новости, увы, оказались неутешительными еще в большей мере, чем на то рассчитывала молодая женщина. Все только и говорили, что о таинственной любовнице убитого, совершившей над ним жестокую расправу.
Версии по поводу мотивов преступления выдвигались самые разные, но большинство сплетников склонялось к выводу, что все произошло из-за неверности молодого воришки.
Судачили, что недавно он снюхался с богатым стариком, проживавшим где-то на окраине города.
Рассказывали также, что старик теперь не может найти амфору с золотыми монетами, которую зарыл в дальнем углу своего жилища.
— Он голову потерял от злости, — заявил коренастый мужчина в короткой тоге, открывавшей кривые и толстые волосатые ноги, — и теперь грозится, что из-под земли достанет обидчицу, которая, по всей видимости, провернула это дельце вместе с убитым воришкой. Из-за денег она его и кокнула, уж это наверняка!
Лидия торопливо наполнила сосуд свежим молоком и, расплатившись, почти бегом направилась восвояси.
Она объявилась не вовремя и сразу поняла это. Из закутка, где находилось супружеское ложе, доносились сдавленные стоны. Первый голос принадлежал мужу, что до второго, так это наверняка хромой юноша, который в последние дни частенько захаживал к ним на огонек и обменивался с мужем красноречивыми взглядами.
Лидия смотрела на это сквозь пальцы, потому как давно не интересовалась мужниными увлечениями. В конце концов, решила она, пусть лучше он заведет себе юношу, чем будет приставать с домогательствами к ней самой.
После страстных объятий Скилура любое прикосновение мужа вызывало в ней острые приступы отвращения.
Стоны продолжались, и Лидия осторожно заглянула в дальний угол жилища. Как она и предполагала, на ложе ворочались, жарко переплетясь, два тела. Хрупкие члены хромого юноши казались почти прозрачными рядом с массивной фигурой мужа Лидии.