Эту аудиокассету подкинули адвокату майора Ярошенко. И кассетка эта была весьма любопытная. Всего лишь двадцать две секунды записи поганенького качества. Но в эти двадцать две секунды уложилось очень многое.
Теперь, после проведенной экспертизы, ее подлинность не вызывала сомнений. Единственное, что до сих пор оставалось загадкой: кто делал запись, где это происходило и с какой целью?
Впрочем, Наташа почти не сомневалась, что это была работа самого Ярошенко. Вероятно, он все-таки знал, что Чернов по совместительству являлся и Хлыстом, а потому на всякий случай решил подстраховаться. Доказать это пока не удалось, но это не так уж и важно.
Неожиданно выяснилось, что в зале суда нет воспроизводящего устройства. На поиски магнитофона послали кого-то из обслуги, и примерно через час на судейский стол была взгромождена допотопная бандура величиной с чемодан.
Из хрипловатых, забитых вековой пылью динамиков вырвался голос. Голос нервный, беспокойный, немного задыхающийся. Это был голос Григория Чернова. Голоса собеседника слышно не было.
«Кто-кто… Известно кто. Я узнал, что ты просишь тебе прибавить, конечно. Страшная штука… Только не вздумай плюнуть на все и бежать куда глаза глядят… Мало тебе? А я так думаю, если воровать — везде хлебное место… Я пристрелил. Я убил, понимаешь? И так будет с каждым…»
Наташа искоса следила за Черновым. Его безучастное прежде лицо вдруг вытянулось, напряглось, сделалось мертвенно-бледным.
Пленку не успели дослушать до самого конца — ее безжалостно сжевал изголодавшийся за долгие годы простоя магнитофонный мастодонт. Хорошо еще, что это был дубликат, а не оригинал.
— Перерыв до десяти часов завтрашнего дня! — грохнула молоточком Нина Ивановна.
СЕМЬЯ
Автобус с шумом распахнул двери, и волна пассажиров хлынула с подножек на оледеневший тротуар.
Наташа поскользнулась и наверняка упала бы в сугроб, если бы ее не подхватил молодой мужчина, так вовремя оказавшийся поблизости.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Наши улицы не приспособлены для прогулок хорошеньких одиноких девушек, — с улыбкой сказал он. — Может, вы позволите мне проводить вас?…
— Благодарю, тут совсем рядом…
— «Благодарю, да» или «Благодарю, нет»?
— Благодарю, нет, — твердо ответила Наташа и заспешила прочь.
Молодой человек, покачивая головой, глядел ей вслед.
Она завернула за угол дома и услыхала веселое детское повизгивание. За узорным забором у веранд детского садика копошилась малышня и чинно вышагивали воспитательницы с каменными лицами.
— Я за Инночкой Клюевой, — сообщила Наташа. — Я — ее мама.
— Клюева! — зычно гаркнула воспитательница, похожая на гренадера, только что оставившего военную службу и едва успевшего сбрить усы. — Дети, куда подевалась Клюева?
Малыши, бросив игрушечные лопатки, дружно поглядели на свою наставницу.
— Я спрашиваю: вы не видели Клюеву? — продолжала допытываться гренадер с отсутствующим видом. Затем она обернулась к Наташе: — Что на ней было надето?
— Шубка, сиреневые варежки и такого же цвета пушистая шапочка… — растерянно пробормотала Наташа, испытывая нечто вроде посасывания под ложечкой.
— Клюева была в сиреневой шапке, — известила подопечных гренадер. — Кто знает, сиреневый цвет — это какой?
— Как синий! — пискнул малыш, по самые глаза завернутый в вязаный шарфик.
— Правильно, Зиненко. А теперь быстренько ищите Клюеву в сиреневой шапке!..
Но ни на территории детского сада, ни в помещении группы Инны не оказалось.
— Не волнуйтесь, мамаша, — громко успокоила гренадер, — найдется ваша сиреневая шапочка. Тут собаки приблудные бегали, может, она за ними пошла. Я давно говорила, надо гицелей вызвать, а то расплодили дворняг, заразу разносят!..
— Есть у вас тут телефон? — не слушая, спросила Наташа.
— У заведующей, на втором этаже. Только вы ей ничего не говорите. — Воспитательница вдруг сделала просительное лицо. — Зачем нам неприятности нужны, верно?…
Кабинет заведующей был пуст.
Наташа схватила телефонную трубку и дрожащей рукой принялась набивать домашний номер.
Никто не отвечал. Она дала отбой и позвонила на работу.