Когда офицеры расстались с журналистом, подпоручик с удивлением заметил, что полковник, не заходи в другие комнаты, направился к лестнице.
— А двое оставшихся, Медяновская и Земак?
— Они ничего нового не скажут. Выйдем наружу.
Дождь прекратился, но было еще очень сыро. Полковник подошел к приставной лестнице и осмотрел ее при свете электрического фонаря, который зажег один из милиционеров.
— Ничего интересного мы тут не найдем. Лестница как лестница. Даже если грабитель не пользовался перчатками, все равно дождь давно смыл все следы. А где она обычно стоит?
По вымощенной дорожке милиционер довел офицеров до виллы «Соколик», погруженной во тьму. Обогнув фасад пансионата, они подошли к нему с противоположной стороны и очутились на небольшой площадке с несколькими деревьями. Милиционер показал на стену под верандой.
— Она лежала здесь, боком к дому. Не подходите, пан полковник, там глина и скользко. Мы искали следы, их тут видимо-невидимо. Но все залито водой, и нельзя установить, какой след старый, а какой — свежий. Лестницу брали часто.
Возвращаясь в «Карлтон», полковник еще раз взглянул на террасу, которая шла вдоль южной стены здания, под балконом второго этажа. Действительно, для молодого человека, занимающегося спортом, не составляло труда соскочить с балкона на эту террасу. А с террасы четыре лесенки вели на дорожку, огибающую дом.
— Пошли обратно, — сказал Лясота.
В столовой он уселся на стул с видом человека, который наконец решил трудную и головоломную задачу.
— Теперь все ясно, — обратился он к подпоручику. — Примите мои поздравления. Вы прекрасно вели следствие. Допрашивая обитателей «Карлтона» и двух местных парней, вы сумели вытянуть из них все. Вы жаловались на невезение, а ждут вас заслуженные похвалы.
Польщенный подпоручик внимательно посмотрел на старшего коллегу. Издевается над ним полковник или же говорит всерьез? А тот продолжал:
— Осталось одно — арестовать виновного и забрать драгоценности. Вероятно, у вас в служебном помещении есть несгораемый шкаф, где их можно будет хранить до решения прокурора о передаче украшений собственнику— Управлению ювелирного искусства. Надеюсь, их еще успеют отослать на выставку во Флоренции. Жаль, что бедняга Доброзлоцкий не сможет туда отправиться вместе со своими произведениями. Ему придется довольно долго пролежать в больнице. Впрочем, боюсь, он не попал бы в Италию, даже находясь в полном здравии. Любителей кататься на государственный счет хоть отбавляй… Кстати, и я не прочь взглянуть на эти безделушки. Не часто случается, даже в нашей профессии, видеть драгоценности стоимостью больше миллиона злотых, и вдобавок с такой биографией. Ну, поручик, вы, разумеется, знаете, кто совершил преступление?
По лицу полковника было видно, что это вопрос скорее риторический, и ответ на него предполагается отрицательный. Однако подпоручик, вопреки ожиданиям старшего коллеги, сказал:
— Я знаю, где спрятаны драгоценности.
— Вот как? — полковник слегка поднял брови.
— Да. Я знаю, где ожерелье. Правда, мне это подсказывает не разум, а скорее интуиция, но найти их я могу за одну минуту.
— Но раз вам известно, где драгоценности, то известно и имя преступника.
— Да, — подтвердил подпоручик. — Кажется, известно. Я знаю, кто и когда приставил лестницу к балкону. Догадываюсь, что именно вы искали, пан полковник, осматривая комнаты подозреваемых. Знаю, у кого в номере вы это нашли.
Полковник улыбнулся:
— И что же это было?
— Глина. Маленький комочек желтой глины.
Лясота уже не смеялся. Он посмотрел на молодого коллегу не только с удивлением, но прямо-таки с восхищением.
— Если вам это известно, то известно и все остальное, — сказал он.
— Наверное, да, — согласился подпоручик. — Но я скорее чувствую, чем знаю. Боюсь, я не сумел бы это доказать.
— Вам только кажется. Протоколы допросов…
— Как раз показания на допросах сбивали меня с толку. Выходило, что каждый подозреваемый в результате показаний другого лица превращался в невиновного. За одним исключением. Так мне думается.
— Однако эти показания дают нам полную картину всего, что произошло после ужина. То есть с 19.30 до того момента, когда пани Рузя нашла ювелира на полу, без сознания. Обратитесь к этим протоколам, постарайтесь логически мыслить и вспомните еще раз содержание показаний. Тогда интуицию сменит железная логика. Вывод напрашивается сам собой. Об ошибке не может быть и речи. Грабитель полностью разоблачен. Самое время его арестовать.
— Я начал скорее с противоположного конца, — рассмеялся подпоручик. — Я знаю, где брильянты и кто их туда мог спрятать. А тот, кто спрятал, и есть преступник. Значит, это он воспользовался молотком и приставил лестницу. Поэтому у него на обуви следы глины.
— Вы их заметили?
— Еще когда допрашивал его в столовой. Эта глина не давала мне покоя. Я не мог понять, откуда она взялась. Ведь дождь начался только после нападения на ювелира, когда он уже без чувств лежал на полу. А до этого было сухо. Дождя не было по меньшей мере пять дней. И только заметив, что вы, пан полковник, тоже что-то ищете, я утвердился в мысли, что иду по правильному пути.
— Браво! — поклонился полковник. В его голосе не было ни малейшей досады, хотя он имел бы на это право. Расследовать сложное дело приглашают мастера сыскной службы из самого Главного управления. Мастер появляется, ведет следствие и вдруг констатирует, что в его присутствии, в сущности, не было нужды, ибо молодой подпоручик, не прослуживший и месяца, пришел к тем же выводам. Но полковник Лясота в этой ситуации решил сделать красивый жест и ничем не показать младшему коллеге, что он несколько уязвлен.
— Должен признаться, — продолжал подпоручик, — что я приглашал вас, пан полковник, со смешанным чувством. Боялся осрамиться и получить головомойку от начальства, но, с другой стороны, были и личные амбиции; мол, явится кто-то из Главного управления и присвоит себе все заслуги. А я ни при чем.
Услышав такое чистосердечное признание, полковник улыбнулся.
— Есть у меня школьный приятель, — продолжал подпоручик. — Он пошел в офицерскую авиационную школу. Рассказывал мне, что превосходно управлял самолетом при условии, что у него за спиной сидел инструктор. Пусть даже тот и не прикасался к рычагам. Достаточно было одного его присутствия. Совсем другое дело — первый самостоятельный полет. Мой друг чуть не угробил машину при посадке, а в ходе полета наделал уйму элементарных ошибок. А все потому, что инструктора сзади не было! И я вам очень благодарен, пан полковник, за ваше присутствие при моем первом расследовании.
— Значит, я выполнял роль инструктора в реактивном самолете?
— Без вас, пан полковник, я наделал бы массу ошибок и, вероятно, не установил бы личность преступника.
— Но согласитесь, поручик, что я в роли инструктора не часто брался за управление.
— Тем больше моя благодарность.
— Ну, я доволен, что вы на меня не в обиде, и сча «стлив думать, что могу наконец пойти домой и лечь спать. До свидания, поручик! Рад был с вами познакомиться.
— Пан полковник… — пробормотал Климчак.
Лясота, который собирался проститься со своим коллегой, остановился.
— У вас еще есть сомнения, поручик?
— Никаких сомнений нет. Зато есть большая просьба!
— Слушаю вас.
— Надо арестовать виновного. Я… Я никогда еще этого не делал. Это так трудно. Боюсь оскандалиться. Тем более что здесь собрались люди влиятельные и со связями. Я очень волнуюсь.
— И хотите, чтобы я проделал за вас грязную работу!
— Нет, не грязную… Ведь речь идет об аресте преступника! Только я… — подпоручик снова начал заикаться.
— Хорошо, Правда, я тоже не люблю отправлять людей за решетку, но сделаю это ради вас. При одном условии.
— При каком?
— Я прошу, чтобы в своем рапорте вы не упоминали мою скромную особу. Я в отпуске, пришел сюда только потому, что меня пригласили. К чему мне лишние хлопоты? Люди не любят впутываться в такие дела. Даже если служат в милиции. Договорились?