— Тшентльмены! Пошалуйста! Я не делать никаких заявлений. В Вене преступнику невозможно убежать через окно и по стене! Это несчастный случай, тшентльмены, это нишего, преступник скоро будет в тюрьма, уверяю вас.
Толстый небритый молодой человек вплотную придвинулся к профессору:
— А могли бы вы с помощью психоанализа определить, где скрывается истопник? Ну-ка, профессор, покажите нам свой венский талант в действии!
Остальные джентльмены тут же обрушили на профессора град подобных вопросов.
— Давай, проф, давай! Ты его прошляпил, теперь вычисли, где он скрывается! Тебе это раз плюнуть!
— Вы слышали историю о фермере, который всегда находил пропавшую свинью? Когда его спросили, как ему это удается, он ответил: «А я всегда думаю, куда бы я пошел, если бы был свиньей: иду туда, и свинья непременно оказывается там».
— Разумеется, я знаю, куда он пошел, — подумав, объявил психоаналитик. — Его поведение для меня открытая книга. Он… там, — профессор неопределенно махнул рукой в сторону окна, из которого открывалась широкая панорама Нью-Йорка.
Репортеры немедленно бросились к окну.
— Вы хотите сказать — в Центральном парке?
— Да-да, парк. — Профессор энергично закивал. — Этот шеловек страдает клаустрофобия, боится замкнутого пространства. Поэтому он спрятался на просторы Центрального парка. Я чую его след.
— Вот это да!
— Готовый заголовок!
Репортеры разбежались, торопясь разнести по городу сенсационную новость. Профессор вытер пот со лба.
— Вы прекрасно вышли из положения, дорогой Пфаффль, — просиял агент лекционного бюро. — Теперь наверняка ваши лекции пройдут успешно и не придется возвращать деньги за билеты. Если, конечно, истопник действительно скрывается в парке.
Профессор в ответ проворчал, что истопник скрывается где угодно, только не в парке. При этом осыпал истопника самыми нелестными эпитетами на двух языках.
— Этот болван не иметь никакой психики! Он есть наиболее грубый и упрямый хунд, который я встречал в своей практике! Надеюсь, его не найдут! Андерсон есть полный идиот, и я готов засвидетельствовать это на суде!
В дни, свободные от занятий в школе, Хильда обычно гуляла в Центральном парке. Вот и сейчас она сидела на скамейке у входа с 72-й стрит и рассеянно листала газету.
— Газету, леди? «Вечернюю газету», леди? «Уолд телеграм», «Сан», «Пост»? — Подбежавший мальчишка неприязненно уставился на «Нью-Йорк тайме» в ее руках.
Хильда не устояла, купила газету.
В этот момент потрепанный тип, судя по его жалкому виду — безработный, вышел из кустов, пересек газон и остановился у ларька рядом со скамейкой, на которой сидела Хильда. Занятая чтением, она не заметила его.
Оборванец подошел к ларьку, протянул монету в окошко, получив взамен теплый бумажный пакетик с калеными орешками…
Эта традиционная процедура привлекла внимание местных голубей, привыкших к щедрости посетителей парка. Но человек и не помышлял угощать их. Продавец наклонил голову и неодобрительно глянул на странного покупателя.
Беспокойное поведение птиц привлекло внимание Хильды. Оторвавшись от газеты, она взглянула в сторону ларька и обнаружила, что какой-то небритый бродяга самым наглым образом нарушил неписаный закон этих мест. Он торопливо шел по тротуару вдоль главной аллеи парка и жадно ел орешки! Сотни удивленных взглядов провожали нарушителя, но взгляд мисс Уайтерс был острее других. Она тут же поднялась, сжала в руке зонтик и решительно двинулась за подозрительным оборванцем, который пытался перелезть через проволочную изгородь.
— Андерсон! — скомандовала Хильда. — Олаф Андерсон! Ко мне!
— Сдаюсь, — наконец выдавил он, — не стреляйте!
Хильда и не думала стрелять. Она вплотную приблизилась к истопнику и вперилась в него грозным взглядом.
— Слушай, — сурово приказала она и просвистела мелодию, которую Энис Хэллорен написала на доске в последние минуты своей жизни: — Фью-ии, фью-ии.
Андерсон растерянно моргал, но ни тени страха, ни слабого света мысли не отразилось на его лице.
— Не слышали вы этого раньше? Может, это вам что-то напоминает? Вот послушайте-ка: фью-ии, фью-ии…
Андерсон постепенно успокоился и украдкой шагнул, в сторону кустов. Ухмыльнувшись, он покрутил пальцем, у виска. Затем резко повернулся, перемахнул через изгородь и побежал что было духу к кустам.
К счастью, в это время по Парк-уэй с грохотом проезжал патрульный полисмен Майкл Каммингс. Увидев, как немолодая леди неистово размахивает зонтиком вслед убегающему оборванцу, Каммингс мигом перевалил мотоцикл через проволочную изгородь и рванул на полной скорости к кустам. Мотоцикл, как и следовало ожидать, тут же наткнулся на препятствие. Майкл, описав в воздухе параболу, оказался в непосредственной близости от Андерсона и, дабы смягчить удар, мертвой, хваткой вцепился в комбинезон истопника.
— Попался! — рявкнул полисмен и свалился вместе с пойманным злоумышленником.
Печальным взглядом проводила Хильда отъезжающий мотоцикл. Впервые в жизни она не ощущала радостного чувства выполненного долга. Она пыталась внушить себе, что арестован преступник, убийца, который едва не убил ее и инспектора, но утешения это не принесло. На душе остался неприятный осадок.
До сих пор она даже не взглянула на вечернюю газету, которую только что купила, и теперь, чтобы отвлечься, развернула ее. Заголовок на первой странице сразу же бросился в глаза: «Пфаффль смеется последним… Венский криминалист заявил, что с помощью психоанализа он может указать местонахождение сбежавшего преступника. Это Центральный парк. Вывод сделан после психоаналитического обследования преступника, который, как оказалось, страдает боязнью замкнутого пространства».
— Чепуха! — объявила Хильда и выбросила газету в урну.
Было уже после одиннадцати, и она отправилась в больницу Бельвью, надеясь встретить там Джорджа Свертаута.
Молча вошла она в палату инспектора, молча плюхнулась на стул у кровати. Пайпер вынул сигару изо рта и удивленно уставился на нее.
— Ты выглядишь, как три фурии разом! Что случилось?
Она вкратце пересказала ему утренние события.
— Браво! Поздравляю! Вот это успех! — инспектор даже присвистнул. — Только ставлю десять против одного, что вся слава достанется патрульному. В лучшем случае он укажет в протоколе, что проходившая мимо женщина помогла задержать преступника, но даже не упомянет твоего имени.
— И слава Богу. Мне стыдно, что я помогла снова засадить человека за решетку. До сих пор не могу забыть его взгляд…
— Смотри-ка, наш венский друг приобретает все большую популярность! — инспектор кивнул на газеты. — Может, и впрямь что-то есть в психоаналитическом методе?
— Все, что угодно, кроме здравого смысла! — сердито объявила Хильда. — Если уж…
Ее прервал приветственный возглас Свертаута. Молодой человек одарил Хильду многозначительным взглядом. Для инспектора он припас кое-что посущественнее — очередную коробку сигар.
— Я вижу, тебя так и распирает от желания что-то рассказать, — набросилась Хильда на Свертаута. — Ну, выкладывай, что ты еще обнаружил? Запонки с монограммой убийцы, оставленные им на месте преступления?
— Ничего общего с ужасами Эдгара Уоллеса, хотя само по себе — не менее ужасно. У меня появилось подозрение… Не знаю даже, с чего начать.
— А ты с начала, — посоветовала Хильда.
— Как только я увидел Стивенсона, он сразу мне не понравился. Уж слишком изысканно одет… Этот парень что-то скрывает, — объявил Джордж.
— Как будто есть в этом деле кто-то, кому нечего скрывать, — вставила Хильда.
— Вы, как всегда, правы Ну да ладно. Мне не нравится его лицо! Как только представлю его рядом с этой шикарной девочкой, с Джейни Дэвис… — Джордж скрипнул зубами. — Я сразу его заподозрил, тут же отправился к нему домой, в Виллидж, и порасспросил итальянца, который продает в его доме лед и дрова…
— И джин, насколько мне известно, — снова встряла Хильда.
— Вот как? Я дал ему доллар и спросил, не приходила ли к Стивенсону дама, и описал Энис Хэллорен. Итальянец поклялся, что никакой дамы не видел — ни блондинки, ни брюнетки, ни высокой, ни низкой. Но сейчас не об этом. От итальянца я ничего не добился и решил заглянуть в квартиру Стивенсона. Его не было дома. Я открыл дверь — и вошел…