Дрейк весело расхохотался:
— Кажется, припоминаю!
— Это я и называю «пойти навстречу окружному прокурору». Сперва надо слегка ослабить канат… А теперь я отвечу на твой вопрос, Пол. Да, я согласился на немедленное открытие процесса. Я хочу, чтобы он состоялся как можно скорее, пока Бергер не догадался, что мне известны вещи, о которых он не имеет ни малейшего представления.
Глава четырнадцатая
Комплектование состава присяжных было завершено в десять часов тридцать минут, на второй день после открытия процесса. Судья Хартли удобно откинулся в кресле. Присутствующие затаили дыхание. Все предвкушали острый, напряженный поединок.
— Господа, — начал судья Хартли, — члены суда присяжных избраны и приведены к присяге. Сейчас мы выслушаем вступительную речь обвинителя.
Тут в зале суда появился окружной прокурор Гамильтон Бергер собственной персоной. Он почтительно поклонился судье, защитника даже не удостоил внимания, а затем повернулся лицом к присяжным.
— Дамы и господа, уважаемые присяжные заседатели! — заговорил Гамильтон Бергер. — В качестве окружного прокурора я намерен доказать суду следующее. Обвиняемый по данному делу, будучи сотрудником «Южноафриканской Компании по добыче и импорту драгоценных камней», узнал о том, что человек, известный под именем Манро Бакстера, был обладателем значительного количества брильянтов, розничная стоимость которых превышает триста тысяч долларов. Я собираюсь также доказать, что обвиняемому стало известно о намерении Манро Бакстера контрабандой провезти эти брильянты в нашу страну; обвиняемый убил Манро Бакстера и присвоил брильянты. На основе свидетельских показаний я неопровержимо докажу, что этот человек действовал с заранее обдуманным намерением и холодным расчетом, осуществляя свой дьявольский план. Кроме того, будет доказано, что большая часть брильянтов, провезенных в нашу страну Манро Бакстером, была обнаружена у обвиняемого. Я намерен, опираясь на неопровержимые улики, потребовать, чтобы преступник был признан виновным в убийстве первой степени.
Гамильтон Бергер отвесил присяжным поклон и вернулся на свое место.
Стажеры-юристы удивленно переглянулись. Никогда еще им не приходилось слышать столь краткой вступительной речи. Прокурор Бергер явно не хотел раньше времени открывать свои карты.
— Мой первый свидетель — Ивой Манко! — объявил он.
Судебный пристав пригласил Ивон Манко занять место для свидетелей.
Было совершенно очевидно, что Ивон получила строжайшие инструкции относительно своего поведения в суде. Она наглухо застегнула блузку до самого горла, длина юбки полностью соответствовала правилам благопристойности, лицо выражало задумчивую серьезность. Однако все усилия пошли прахом: легче было бы переделать гоночный автомобиль в машину для загородных прогулок почтенного семейства. Ивон Манко тщетно пыталась придать себе скромный вид…
Свидетельница спокойно сообщила секретарю суда свою фамилию и адрес, оценивающе взглянула на присяжных, после чего подняла на окружного прокурора глаза, полные невинности. Отвечая на вопросы Гамильтона Бергера, Ивон рассказала суду о своей связи с Бакстером, а затем подробно изложила весь план контрабандной аферы.
Присяжные и публика узнали о комедии, разыгранной контрабандистами, о мнимом самоубийстве Бакстера. Ивон Манко сообщила, что у нее в чемодане был спрятан баллончик со сжатым воздухом, а следовательно, Бакстер имел все необходимое для длительного подводного плавания.
Гамильтон Бергер развернул перед свидетельницей карту залива и попросил указать, где находилось судно, когда Бакстер выбросился за борт.
Затем прокурор обратился к защитнику:
— Прошу вас, сэр. Можете задавать вопросы.
Перри Мейсон улыбнулся Ивон Манко. Она тут же
послала ему ответную улыбку, столь кокетливо закинув ногу на ногу, что двое присяжных даже слегка привстали со своих мест и вытянули шеи.
— Ваше имя — Ивон Манко? — спросил Мейсон.
— Да.
— Вы пользуетесь еще какой-нибудь фамилией?
— Нет.
— Вы были законной женой Манро Бакстера?
— Да. Но когда я овдовела, я решила вернуться к моему псевдониму — Ивон Манко.
— Понимаю. Вам не хочется носить фамилию мужа?
— Не в этом дело, — возразила свидетельница. — Ивон Манко — мой профессиональный псевдоним.
— О какой профессии вы говорите?
На минуту в зале воцарилась гробовая тишина, которую нарушил резкий голос Гамильтона Бергера:
— Ваша честь, я протестую! Возражаю против формы, в которую облечен вопрос. Возражаю против самого вопроса. Вопрос неправомерный, несущественный и не относящийся к делу.
Судья Хартли задумчиво потер подбородок.
— Что ж, протест принимается.
— Вы стали женой Манро Бакстера? — продолжал Мейсон.
— Да.
— На пароходе?
— Да.
— А перед началом путешествия?
— Нет.
— Перед началом путешествия действительно не было никакой брачной церемонии?
— Нет.
— Вам известен юридический термин «фактический брак»?
— Да.
— Вы когда-нибудь использовали фамилию «Бакстер»?
— Да.
— До путешествия на пароходе?
— Да.
— Правда ли, что существенным пунктом плана, составленного вами и Манро Бакстером, была симуляция самоубийства и создание видимости его смерти?
— Да.
— Чья это была идея? Ваша или Бакстера?
— Его!
— Итак, в целях контрабанды значительного количества брильянтов Бакстер запланировал следующее: выброситься за борт и создать видимость собственной смерти. Верно?
— Верно. Я уже говорила об этом.
— Иными словами, — спокойно продолжал Мейсон, — Бакстер намеревался какое-то время считаться покойником, если это будет ему выгодно?
— Протестую! — гневно выпалил Гамильтон Бергер. — Вопрос уже задавался раньше, и свидетель ответил на него.
— Протест принимается, — заявил судья Хартли.
Мейсон улыбнулся присяжным. Он был доволен, что удалось обратить их внимание на принципиально важный, по его мнению, аспект дела.
— Вы знали, что принимаете участие в контрабандной афере? — спросил Мейсон у свидетельницы.
— Ну, разумеется. Я ведь не дура!
— Вот именно, — поспешно согласился Мейсон. — Когда началось следствие, вам пришлось иметь дело с окружным прокурором?
— Конечно.
— А не было ли решено в прокуратуре округа, что, если вы дадите показания по этому делу, вас не привлекут к ответственности за контрабанду?
— Ну что ж…
— Минутку-минутку! — прокурор Бергер проворно вскочил. — Ваша честь, я протестую!
— Обоснуйте ваш протест, — потребовал судья Хартли.
— Вопрос неправомерный, несущественный и не относящийся к делу!
— Протест отклоняется, — решил судья Хартли. — Пусть свидетель ответит на вопрос защиты.
— Ну что ж, конечно, формального договора мы не заключали. Это было бы неразумно.
— Кто вам сказал, что это было бы неразумно?
— Все так считали.
— Кого вы имеете в виду? Кто «все»?
— Ну… таможенники, окружной прокурор, полиция и мой собственный адвокат.
— Понимаю, — Мейсон внимательно посмотрел на свидетельницу. — Вам сказали, что неразумно заключать формальное соглашение, но в то же время вас заверили, что если их устроят ваши показания, то против вас не будет выдвинуто обвинение в контрабанде. Верно?
— Ваша честь, возражаю против слов «если их устроят ваши показания», — нервно вмешался Гамильтон Бергер. — Такая манера ведения допроса навязывает свидетелю определенный ответ.
Судья Хартли покосился на свидетельницу.
— Поставим вопрос иначе, — поспешно сказал Мейсон. — Ваши показания были оговорены заранее?
— Мне велели говорить правду.
— Кто велел?
— Мистер Бергер, окружной прокурор.
— И вас обещали освободить от ответственности за контрабандную аферу, если вы дадите именно такие показания?