Выбрать главу

Несмотря на свое недомогание, Мелону не сиделось на месте. Он бродил без цели по улицам, по убогим шумным трущобам возле хлопчатобумажной фабрики, по негритянскому кварталу или той части города, где в домиках с постриженной лужайкой жили люди с достатком. Во время этих прогулок у него был вид рассеянного человека, который все время что-то ищет, но уже забыл, что потерял. Часто он без видимой причины вытягивал руку и дотрагивался до первого попавшегося предмета; он мог свернуть с пути, чтобы потрогать уличный фонарь или пощупать кирпичную стену. Тогда он останавливался, уставившись в пространство, и долго стоял в каком-то забытьи, мрачно разглядывая зеленый вяз или отколупывая от ствола кусочки черной как смоль коры. И фонарь, и стена, и дерево будут стоять, когда он умрет, — мысль эта казалась ему омерзительной. А больше всего смущало его то, что он никак не мог поверить в реальность смерти, и от этого противоречия все казалось ему нереальным. Порою Мелону чудилось, будто он бродит вслепую в каком-то нелепом, несообразном мире, в котором нет ни порядка, ни смысла.

Мелон стал искать утешения в церкви. Когда его особенно мучила призрачность как бытия, так и небытия, его поддерживала мысль о том, что первая баптистская церковь, уж во всяком случае, вполне реальна. Это была самая большая церковь в городе, она занимала полквартала в центре и стоила не меньше двух миллионов долларов. Такая церковь должна быть реальна. Столпы этой церкви — люди зажиточные, отцы города. Агент по продаже недвижимости и один из самых ловких дельцов в городе, Батч Хендерсон, был там дьяконом и ни разу за весь год не пропускал службы, а разве станет такой человек, как Батч Хендерсон терять время и силы на что-нибудь нереальное? Да и другие дьяконы были ему под стать: председатель правления нейлоновой ткацкой фабрики, член правления железной дороги, хозяин самого большого универмага — все солидные, ловкие дельцы, которые никогда не ошибались. А они верили в церковь и в загробную жизнь. Даже Т. Ч. Уэдвелл, один из основателей фирмы «Кока-кола» и мультимиллионер, и тот оставил церкви на пристройку правого крыла пятьсот тысяч долларов. У Т. Ч. Уэдвелла хватило прозорливости поверить в будущее «Кока-колы», а если он поставил на церковь полмиллиона долларов в своем завещании, выходит, что он верил в церковь и в загробный мир. Человек, который всегда вкладывал деньги в выгодные предприятия, вложил их в бессмертие. Наконец, сам Фокс Клэйн был там членом приходского совета. Старый судья и бывший конгрессмен, честь и слава штата и всего Юга, часто ходил в церковь, когда жил в городе, и громко сморкался, если пели его любимые гимны. Фокс Клэйн был человеком верующим, и Мелон хотел в этом ему подражать, так же как он подражал старому судье в политических взглядах. И Мелон стал прилежно посещать церковные службы.

В начале апреля доктор Уотсон произнес воскресную проповедь, которая произвела на Мелона глубокое впечатление. Священник говорил простецким, народным языком и любил брать примеры из коммерческой или спортивной жизни. Проповедь в то воскресенье была посвящена спасению души, которая кладет смерть на обе лопатки. Слова гулко отдавались под сводами, а витражи бросали цветные блики на паству, Мелон сидел прямо, жадно слушал и все время ждал откровения. Проповедь была длинной, но смерть по-прежнему оставалась загадкой, и, когда душевный подъем прошел, Мелон почувствовал себя обманутым. Разве можно класть смерть на лопатки? Это все равно что целиться в небо. Мелон вглядывался в голубое безоблачное небо, пока у него не заболела шея, а потом быстро зашагал к себе, в аптеку.

В тот день у него произошла встреча, которая почему-то расстроила его, хотя на первый взгляд ничего необычного не произошло. В деловой части города было безлюдно, но Мелон слышал за собой шаги; он завернул за угол, но шаги продолжали его преследовать. Он пошел напрямик, по немощеному переулку — шаги затихли, но неприятное чувство осталось: ему казалось, что за ним следят, тут он заметил на стене чью-то тень, Мелон круто обернулся, и преследователь на него налетел. Это был цветной парень, которого Мелон знал в лицо и постоянно встречал на улице. А может быть, просто заприметил из-за его странной внешности. Парень был среднего роста, мускулистый, с хмурым, замкнутым лицом. Если бы не глаза, он ничем не отличался бы от других негров. Но глаза у него были голубовато-серые, и на темной коже они светились мрачно и даже яростно. Стоило посмотреть в эти глаза, и все в мальчишке начинало казаться необычным и противоестественным: руки слишком длинные, грудь чересчур широкая; выражение лица непрестанно менялось: то оно становилось нервным и одухотворенным, то вызывающе грубым. Парень этот произвел на Мелона такое впечатление, что он мысленно обозвал его «поганым негром», а не просто «цветным», хотя парня этого он совсем не знал и по природе был человеком терпимым. Когда Мелон обернулся, они столкнулись; негр сохранил равновесие, но с места не двинулся, и отступить пришлось Мелону. Они стояли в узком переулке и молча глядели друг на друга. Глаза у обоих были одинаково серо-голубые, и поначалу казалось, что они играют в гляделки. Глаза, смотревшие на Мелона, холодно сверкали на темном лице, потом блеск их погас, взгляд остановился, и в глазах появился испуг, будто эти странные глаза поняли, что Мелон скоро умрет. Это было так страшно, что Мелон, вздрогнув, отвернулся. Они смотрели друг на друга не больше минуты, и как будто ничего не произошло, но Мелон почувствовал, что случилось нечто ужасное и непоправимое. Он нетвердыми шагами дошел до угла и с облегчением снова увидел знакомые дружелюбные лица. Он был рад, что выбрался из переулка и мог укрыться в своей аптеке.